Мария Грей - Мой отец генерал Деникин

Отступление армий юга России было столь же стремительным, как и недавнее наступление. Белые еще в течение восьми месяцев будут героически оборонять Крым, но война, совершенно очевидно, была проиграна уже в марте 1920 года.

Как объяснить, что

… Был близок уже причал, когда внезапно ты,

нежданная гроза, разбила их мечты.

Причины поражения двух основных фронтов — Восточного (Колчак) и Южного (Деникин) были сходны, если не идентичны. Рассмотрим подробнее ситуацию на Южном фронте.

Вооруженные силы юга России наступали слишком быстро, не располагая ни временем, ни компетентными людьми, ни материальными средствами для обеспечения управления и защиты огромных завоеванных территорий. В октябре 1919 года они занимали территорию в 1.430.000 квадратных километров (в два с половиной раза больше площади Франции). Историки часто ставили в вину Деникину его решение идти на Москву. В мемуарах генерал приводит доводы, заставившие его решиться на эту операцию:

1. Психологический эффект, производимый на бойцов одним приказом наступать на столицу. Кто владеет Москвой — владеет Россией, ее телом и душой.

2. Вся имеющаяся информация говорила о том, что большевистское правительство находилось в очень трудном положении и наше наступление имело шанс ускорить его падение.

3. Нужно было пробудить надежду у тех, кто нам симпатизировал в большевистском тылу.

4. Необходимость побудить к действию казаков, всегда инертных, когда речь шла о борьбе не на их собственной территории.

Деникин также боялся в случае продолжительного бездействия разложения своей армии, которая создавалась во многом как армия «повстанческая».

«Лишь постоянно преследуя врага, не давая ему времени опомниться и прореагировать — и тем самым бесконечно расширяя наш фронт, — мы имели какой-то шанс победить превосходящего числом противника. Мы отторгли у большевиков самые богатые районы, тем самым лишив их хлеба и боеприпасов. Обедневший Кавказ не мог больше давать нам продовольствия и вооружения. Нам необходимо было отвоевывать новые территории, и лишь приток новой живой силы мог дать армии возможность выжить. Классическая стратегия, к которой прибегали многие полководцы от Ганнибала до Наполеона, представляет собой нечто противоположное стратегии гражданской войны. И действительно, чем больше фронт расширялся, тем больше он набирал силу, пусть только лишь увеличиваясь в численном составе. С мая по октябрь 1919 года армия юга России увеличилась с 65.000 до 150.000 человек.

Однако сообщения между передовой линией фронта и южными базами осложнились. Дорог было мало, и были они плохими. По железнодорожным путям, часто выводимым из строя отступающими красными, передвигаться становилось еще труднее из-за забастовок железнодорожников, в чрезвычайной степени восприимчивых к большевистской пропаганде.

Постоянно переходящие из рук в руки рудники и заводы сократили производство, сырьевых ресурсов стало не хватать.

Денежный хаос привел к галопирующей инфляции. Золото бывшего русского государства было разделено на три части: в руках Колчака находилось 652 миллиона золотых рублей. Большевики вернули себе 147 миллионов рублей. Союзники изъяли 320 миллионов, которые французский банк ревниво хранил в качестве гарантии пресловутого русского займа».

У Деникина не было ничего. На подчиненных ему территориях находились в обращении старые царские рубли, керенки, большевистские рубли, рубли, выпущенные правительством Дона… Верховный главнокомандующий был вынужден чеканить свою монету, но эти деньги не имели никакого обеспечения. Если в 1900 году рубль стоил 2,70 франка, то в начале 1920 года 150 деникинских рублей обменивались на один французский франк. Неудивительно, что жалование военных и оклад служащих Белой армии казались им мизерными.

«Мы жили под знаком драконовской экономики, — вспоминает Соколов, один из членов Особого совещания, — Деникин, культивируя добровольную бедность, требовал этого подвига и от своих подчиненных. Служащий низшего ранга получал в ноябре 1918 года 300 рублей в месяц, министры — 666 рублей. В декабре все оклады были повышены на 50 %. Без тени преувеличения я могу сказать, что мелкие служащие, солдаты и младшие офицеры были обречены на выбор между голодом и взяткой. Они невольно сравнивали свое жалование с тем, что получали равные им по званию советские военные и служащие…»

В июне 1919 года Деникин был вынужден в очередной раз повысить жалование. Он писал Асе: «Я существенно увеличил все жалования и оклады. Особое совещание определило мне 12 600 рублей в месяц. Я согласился взять лишь половину, 6300 рублей. Надеюсь, что ты не будешь меня осуждать».

Это «существенное» увеличение на поверку оказалось совершенно недостаточным. Гражданское население тыла носило одежду и костюмы, сшитые из униформы санитаров, которую поставляли англичане. Постели, белье и медикаменты, посланные из Лондона в госпитали, «терялись» по дороге, но ими был наводнен черный рынок. Армия начала прибегать к незаконным реквизициям, если не к прямому грабежу, что наносило ущерб ее репутации. Все это возмущало Деникина, но генерал чувствовал, что сделать ничего не может. Он писал Асе в июле 1919 года: «Русский народ снизу доверху пал так низко, что не знаю, когда ему удастся подняться из грязи. В бессильной злобе обещал каторгу и повешение… Но не могу же я сам один ловить и вешать мародеров фронта и тыла!..»

Кроме того, ему не по душе было жестоко наказывать бойцов, ежедневно под огнем рисковавших своей жизнью, страдавших и умиравших от тифа, постоянно лишенных, как он это прекрасно знал, всего самого необходимого. В мемуарах Деникин с полным пониманием ситуации пишет: «Надо было рубить с голов, а мы били по хвостам».

Красные и белые были не единственными, кто поочередно незаконно реквизировал у населения продукты питания. Беда приобретала трехцветную окраску там, где, кроме них, свирепствовали еще и зеленые.

Банды грабителей анархистов, часто крайне антисемитски настроенных и все без различия называющих себя «зелеными», обычно воевали небольшими отрядами. Одна из наиболее значительных армий подобного рода действовала под предводительством Нестора Махно, по происхождению крестьянина, бывшего террориста, едва достигшего тридцати лет. Его девизом было: «Все разрушать! Не признавать ничьего авторитета!». Специализировался он на захвате общественных зданий и богатых поместий, но не брезговал и погромами. Отделавшись с помощью пистолета от главаря конкурирующей банды, Григорьева, Махно (численность его армии, по советским источникам, составляла 25.000 человек) развлекался тем, что в промежутках между грабежами взрывал железнодорожные пути и нападал на небольшие подразделения как красных, так и белых, однако отдавал предпочтение белым.