Маркус Вольф - Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки

Будто ничего не случилось, Гийом оставался близким доверенным сотрудником Брандта и в конце июня сопровождал его в отпуск в Норвегию, где выполнял на протяжении многих недель задачи личного референта и руководителя канцелярии. Через его руки проходила вся переписка. Есть снимки, сделанные телевидением, на которых можно увидеть Гийома за прибором для дешифровки, читающего только что пришедшую телеграмму. Рут Брандт и Кристель Гийом подружились и гуляли вместе с детьми, если мужья не могли отдохнуть.

В это время в Хельсинки готовилось Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе, и из той информации, которую доставлял нам Ханзен, мы могли сделать вывод, что США опасались единоличных акций своих европейских партнеров в обстановке политики разрядки, за которыми мог последовать отход от оборонительного союза. Поэтому они настаивали на заключении Атлантической хартии, в которой государства — члены НАТО должны были подтвердить главенствующую роль США. Конфиденциальные переговоры между Никсоном и Брандтом, между министром иностранных дел Шеелем и госсекретарем Киссинджером, в свою очередь, раздражали других партнеров по НАТО, прежде всего французов, чувствовавших себя обойденными.

Гийом сумел скопировать три особенно важных документа. Первым было письмо, которое 3 июля Ричард Никсон направил Вилли Брандту, с просьбой побудить французов подписать хартию. Письмо с пометкой “личное” заканчивалось написанным от руки приветствием Никсона. Вторым — подробный отчет Вальтера Шееля из Вашингтона о его доверительных беседах с Никсоном и Киссинджером, в которых он предостерегал их от попыток шантажировать европейские государства — члены НАТО, а американцы заявили, что Советский Союз достиг такого прогресса в области военной техники, при котором без технологического довооружения НАТО нанесение первого ядерного удара со стороны Атлантического союза останется за пределами возможного. Третьим документом было сообщение Эгона Бара, который советовал Брандту не поддаваться давлению американцев, ставя на карту хорошие отношения с Францией.

Разногласия внутри НАТО продолжали обостряться. Из документов можно было узнать, что Великобритания не хочет находиться под опекой США, а французский министр иностранных дел Мишель Жобер сравнивал американцев с пожарными, которые сначала устраивают поджог, чтобы потом иметь возможность тушить пожар, делая красивые жесты.

Брандту надо было реагировать и передать своему министру иностранных дел сформулированную позицию, но проект его советника Бара так мало соответствовал представлениям канцлера, что он час за часом редактировал документ зеленым фломастером. Когда канцлер передал переписанный вариант Гийому, чтобы тот послал его в Бонн, Гийом притворился, что документ настолько неразборчив, что его надо сначала перепечатать. Никому и в голову не пришло спросить, где остался оригинал.

Во время процесса представитель обвинения вменял в вину Гюнтеру Гийому, что он нанес сильный ущерб позиции НАТО в отношениях с Советским Союзом. Дословно это звучало следующим образом: “Сообщения достоверно позволяли быть в курсе разногласий, возникших между США и их европейскими партнерами по НАТО во время переговоров об атлантическом заявлении. Они позволяли увидеть, сколь далеко идущими и обширными были предложения США и с каким недоверием и скепсисом воспринимали их Франция, Великобритания и Федеративная Республика Германия. Они показывали, сколь мало были едины эти государства в своих представлениях о содержании и целях такого заявления и о процедуре его обсуждения… В целом сообщения давали картину рассорившихся партнеров по союзу, утративших единство по принципиальным вопросам, партнеров, взаимное доверие между которыми упало до минимума… Информация, черпаемая из телеграфной переписки, должна была сохраняться в тайне от Советского Союза как ведущей державы Варшавского договора, чтобы отвести опасность причинения тяжелого ущерба внешней безопасности Федеративной Республики Германии. Обладание ею могло уменьшить в глазах Советского Союза силу устрашения НАТО, которая при достоверной решимости стран — членов союза к коллективной обороне является предпосылкой настоящей союзнической солидарности и стратегического равновесия военных сил. Это могло побудить Советский Союз в его политических и военных расчетах принять целенаправленные меры с целью усиления эрозии западного союза, начавшего, конечно же, утрачивать прочность, и затем перевести эти меры в политическое давление”.

Примерно так и Гийом описывал происходившее в своих воспоминаниях, рассказывая о том, как святая святых боннского правительства с его помощью оказалась во владении святая святых Восточного Берлина. Иными словами, он был твердо убежден в том, что копии документов, которые он изготовил, действительно были доставлены курьером в Восточный Берлин.

Эта точка зрения распространена до наших дней. Но, как нередко бывает, и в этом случае истина выглядит совершенно по-иному. Мы узнали о содержании норвежских документов только тогда, когда они стали материалом процесса против супругов Гийом. Причиной послужило то, что мы не получили катушек пленки с копиями документов, которые Кристель Гийом передала своему курьеру Аните. Уже вскоре после отпуска в Норвегии Кристель Гийом не могла отделаться от ощущения, что за ней и Анитой ведется слежка. Вначале мы думали, что она видела пресловутых “белых мышей” — нередкого спутника всякой разведывательной деятельности, но скоро пришлось убедиться в обратном. Когда Кристель Гийом встретилась с Анитой в одном боннском ресторане, чтобы передать ей копии, за столиком поблизости уселись двое мужчин, и Кристель вдруг краем глаза увидела, как из полуоткрытого портфеля одного из них выглянул объектив фотоаппарата. К счастью, пленки уже были в других руках. Обе женщины еще немного поболтали и распрощались.

Нашему курьеру, однако, не удалось избавиться от преследования — ни в Бонне, ни позже в Кёльне, и в конце концов она, выбрав меньшее зло, бросила пакетик с моста в Рейн, в водах которого он навсегда и исчез. Таким образом, в ходе процесса Гийома предполагалось, что документы попали к нам. Гийом подтверждал эту версию, а я молчал, так как считал до поры до времени целесообразным избегать впечатления, что в этом деле могут быть различные точки зрения.

Одна из разновидностей профессионального риска, с которой сталкивается начальник разведки, состоит в том, что ему обычно не верят, когда он говорит правду. Даже принимая во внимание эту опасность, я могу заверить, что все поиски норвежских документов в наших архивах были бы бесполезны — не потому, что их уничтожили в 1989 году, а потому, что они не попали к нам в руки.