Маргарита Былинкина - Всего один век. Хроника моей жизни

Все это мне поведал по телефону приятный голос, принадлежавший, как оказалось, сотруднику журнала «Советский Союз», того самого журнала, который завораживал прекрасными сказками старика Сачука. Виктор Николаевич Благодетелев побывал по заданию своей редакции в Минске, чтобы написать репортаж о замечательном русском патриоте П.П. Шостаковском, который снарядил в родные края сотни возвращенцев из Аргентины и которому было дозволено вернуться самому со всей его многочисленной семьей, если и не в столицу, то, во всяком случае, на родную землю.

Журналисту Благодетелеву тоже понравился мой голос, ибо он стал мне звонить каждую неделю, а потом и через день, по поводу и без повода. Завязался своего рода телефонный роман.

К Первому мая 58-го года он прислал мне милое поздравление.

В моем архиве сохранилась красочная открытка с букетом красных гвоздик и надписью золотом: «Поздравляю с праздником 1 Мая!»

На внутреннем развороте — слова:

Дорогой и до сих пор невиданной Маргарите Ивановне с искренними пожеланиями счастья, успехов, всего наилучшего от товарища по работе и телефонным разговорам.

Мне стало любопытно взглянуть на этого моего товарища по работе. Мы встретились в вестибюле станции метро Дворец Советов (ныне — Кропоткинская) возле третьей колонны от эскалатора.

Виктор Благодетелев оказался таким же милым и обтекаемым, как его голос. Выпускник МГИМО и почти мой сверстник (на четыре года младше меня, что в моих глазах особым украшением ему не служило). Приземистый, плотный, с редкими темными волосами и смешливым взглядом исподлобья. Мне вдруг привиделось, что к старости он мог бы выглядеть крепким лысоватым купчиной с черной окладистой бородой и непременно в красной рубахе, хотя на нем был хороший бежевый костюм. Однако интеллигентности и приятности в нем было вполне достаточно, хотя и маловато для того, чтобы влюбиться в него с первого взгляда.

Судя по всему, я произвела на него тоже неплохое впечатление. Мы легко разговорились и с тех пор стали часто прогуливаться по московским бульварам и паркам.

Летом 58-го года мама и я поехали «дикарями» (путевки в санаторий трудно было достать) в Ялту, куда ее давно тянуло, а мне очень хотелось посмотреть, как она будет наслаждаться воспоминаниями о своей ялтинской жизни сорокалетней давности.

Мы поселились в прелестном домике с фруктовым садом напротив Городского театра, недалеко от Набережной. В комнате кроме нас жили еще три женщины-«дикарки», но мы друг другу не мешали, ибо койко-место было нужно только к ночи.

В Ялте, куда я впервые попала, меня дурманил особый южный запах, запах морского бриза, смешанный с ароматом зреющих персиков. На Садовой улице мама с грустным воодушевлением показала мне белый особняк, все еще называющийся «Дворцом Эмира бухарского», где Березовские и Потоловские переживали годы Гражданской войны.

Виктор Благодетелев в это же самое время был отправлен во Львов на военные сборы. Таинство телефонного романа обернулось тем наслаждением романа эпистолярного, какого не приносило обыденное общение и посещения театров и парков.

Мне доставляло неописуемое удовольствие ходить свежим и ярким ялтинским утром на почту и ежедневно получать до востребования одно или порой два письма. А потом садиться в шезлонг под персиковым деревом и смаковать очередное послание.

Одно из этих писем, написанное мелким круглым почерком синими чернилами, каким-то образом сохранилось:

Львов, 21 сентября

Милая моя Бегущая по волнам!

Я очень рад, что ты хорошо устроилась, что тебе понравился Крым, что ты предаешься всем удовольствиям, которые открывает юг. Это видно не только по твоему письму, но и по тому, что ты вспомнила обо мне только на пятый день своего пребывания в Ялте. Должно быть, штаты Нептунов, водяных и прочих черноморов полностью укомплектованы, и они исправно несут свои обязанности. Только ты их не слишком балуй. Обитатели моря от этого очень портятся (не то что рыцари Карпат). Мне же пока приходится утешать себя тем, что мы живем с тобой сейчас в одной республике Украине (важный шаг к встрече, не правда ли?!).

Что можно сказать о себе? Жизнь моя близится к концу и, должно быть, оборвется 12 октября. Собирался лететь, но теперь раздумал. К чему спешить, если тебя все равно не будет. Последние 20 дней вряд ли оставят время для развлечений — предстоят различные зачеты и тому подобное. Так что поручаю тебе, милая, развлечься за меня.

Два слова о магнитофоне (если ты не потеряла к нему интереса). Здесь на прошлой неделе появился в продаже «Днепр-10» (1650 р.). Это последняя и, как меня уверили, лучшая советская модель. Кстати, его можно использовать и как проигрыватель. Что касается «Яузы», то в ответ на свой запрос я получил наихудшие рекомендации. Выражаясь военным языком, жду твоих указаний.

Желаю тебе, милая Фрези Грант, всего наилучшего, крепко обнимаю и шлю самый горячий львовский поцелуй (по утверждениям аборигенов, здесь знают в этом толк).

Виктор

P.S. Пиши мне, пожалуйста, авиапочтой. Обычные письма идут очень долго. Я послал тебе три письма в Москву, и, кроме того, открытки и два письма в Ялту. Получила ли ты их? За тобой, как видишь, долг.

Я чувствовала, что начинаю привязываться к Виктору, мне было с ним интересно как с эрудитом, ибо я не спешила узнать его как мужчину. Но, глядя на его широкие плечи и плотную фигуру, попав под очарование его писем, я стала даже подумывать о том, не выйти ли за него замуж. Пришло обычное время, когда желание продолжить род человеческий и быть за мужем, как за каменной стеной, возобладало над желанием найти своего идеального мужчину и любить только его одного. Но одновременно росла недоуменность по поводу некоторых сторон его поведения: Виктор словно бы с охотой воспринимал нашу возрастную разницу и часто вел себя, как мальчик, ожидающий материнской похвалы и умиления: «Посмотри, какая на мне красивенькая рубашечка в полоску…», «называй меня Витюшенька!».

Кроме того, он очень хотел, чтобы мы были вместе, но настаивал на том, чтобы снять комнату отдельно от родителей, пожить там какое-то время, а уже потом официализировать наши отношения. Мне же абсолютно не хотелось ради Витюшеньки, его блажи и даже своих видов на будущее отрываться от своего дома, от мамы. Что за фокусы? Или любишь, или не любишь — и незачем проверять свои мужские качества. Но он упорно не отступался ни от меня, ни от своего идефикса, становясь все более нетерпеливым и нетерпимым.