Станислав Поплавский - Товарищи в борьбе

Мы с генералом Стражевским просидели много часов, обдумывая различные варианты наступления. Наконец пришли к выводу, что главный удар лучше всего нанести на нашем левом фланге. В соответствии с этим и начали перегруппировку войск.

После полудня 22 февраля из штаба фронта поступил секретный пакет с директивой о наступлении.

С директивой разрешалось ознакомить только начальника штаба, начальника оперативного отдела и командующего артиллерией армии. Всем остальным офицерам и генералам предлагалось ставить задачи, которые их касаются, не раскрывая существа операции. Никаких письменных распоряжений я не мог отдавать и должен был ограничиваться лишь устными указаниями. Директива требовала тщательной маскировки войск во время передислокации.

- Ну, - сказал я, когда у меня собрались Стражевский, начальник оперативного отдела полковник Суржиц и генерал Модзелевский, - дело, видать по всему, будет серьезное...

Они подсели поближе ко мне, и я вполголоса прочитал директиву. Правым соседом поляков по-прежнему оставался советский 2-й гвардейский кавкорпус, а левым - 3-я ударная армия, с которой нас тоже связывала старая боевая дружба.

Нам предстояло нанести удар левым флангом (тремя пехотными дивизиями) в общем направлении на Любишево. На второй день операции следовало овладеть рубежом Жабинек, Любишево, юго-западный берег озера Любе и там закрепиться. Правофланговым соединениям ставилась задача обороняться на занимаемых рубежах от Надажыце до Жабина.

Стражевский заторопился к себе, чтобы приступить к составлению плана операции. Ушли и Суржиц с Модзелевским. Тогда я пригласил П. Ярошевича. Он пришел, как всегда, оживленный, с новостями, только что полученными из дивизий.

- Читайте, - протянул я ему директиву штаба фронта.

Заместитель по политчасти внимательно прочел ее, потом глянул на меня:

- Зачем вы познакомили меня с директивой?

- В советских армиях есть члены Военного совета, которые знакомятся с такого рода документами. Здесь таковым я считаю вас.

Ярошевич ничего не сказал, только крепко пожал мне руку.

- Пока есть время, думаю съездить на день-два в Варшаву, - сказал я ему. - Надо побывать в Главном штабе Войска Польского, узнать, как обстоит дело с пополнением. Людей у нас маловато.

- Да, это важно, - согласился Ярошевич. - А я было собирался подскочить в политуправление фронта. Теперь, видать, не придется...

- Могу заехать к генералу Телегину и выяснить все, что нужно. Это вас устроит?

- Разумеется.

Записав в блокнот с десяток вопросов, волновавших Ярошевича, я выехал в Варшаву.

Скажу откровенно, меня влекло туда еще по одной причине. В нашей армейской газете на глаза мне попалась заметка о том, что в Варшаве состоится парад частей 2-й армии Войска Польского. Вспомнился Кароль Сверчевский, последнее прощание с ним, его опасения опоздать к штурму Берлина. Очень захотелось встретиться с другом, поздравить его с выступлением на фронт.

* * *

Машина быстро мчится в Варшаву. Мелькают пейзажи освобожденной древней польской земли. Встречаем длинные вереницы людей, навьюченных домашним скарбом. Проезжаем через безлюдные еще деревни и небольшие чистые городишки, в которых уже теплится жизнь.

Машина въехала на улицу уже знакомого мне Злотува. Город казался пустынным, но тут я увидел открытый магазин, из которого выходили женщины. Захотелось посмотреть, чем он торгует, поговорить с жителями. Попросил Владека задержаться.

- Здравствуйте! - сказал я, входя в помещение. Продавец и три пожилые покупательницы с интересом взглянули на меня:

- Дзень добры!

- Как живете? При немцах от польского языка не отвыкли?

- И вспоминать то время не хочется, - ответила за всех худенькая немолодая женщина. - Да, слава богу, теперь все позади. Немцы убежали, а вместо них наши пришли. У нас теперь своя родина... - В глазах ее появились слезы. - Может, пан генерал сделает мне честь и зайдет ко мне в дом на минутку? Я покажу что-то очень интересное, як бога кохам! Это совсем рядом. Очень прошу вас...

Разве можно было отказать? Продавец быстро отвесил женщине муку и сахар из мешков с надписью "СССР", и мы пошли.

Полька действительно показала нечто глубоко поразившее меня. Подошли к старинному, давным-давно построенному дому. Над крыльцом, выходившим во двор, красовался вырезанный из дерева и почерневший от времени польский пястовский орел.

- Смотрите, пане генерале, - женщина протянула руку в сторону крыльца. - Орла вырезал еще мой прадед.

Мы вошли в дом. Хозяйка, скрывшись на несколько минут, вернулась в комнату с большой глиняной кружкой для пива. На ней было написано по-польски: "Еще Польска не згинела" - и красовался пястовский орел.

- Таких домов пан генерал найдет у нас, в Злотуве, немало. Каждый, кто сохранил польское сердце, до сих пор как святыню хранит и дедовские памятки с надписями на польском языке.

Уже прощаясь, женщина спросила, пытливо глядя на меня:

- Скажите откровенно, земля эта теперь вечно будет польской? Верно, пане генерале?

- Верно!

Она обняла меня, поцеловала в лоб и перекрестила:

- Иди, сын мой, иди! Война еще не закончилась, еще не вся Польша свободна...

На миг мне показалось, будто я слышу голос своей матери... Взволнованный, вышел из дома и продолжал свой путь.

Ехал той же дорогой, по которой еще недавно шли польские полки. Миновал те же городки и поселки. Снова увидел песчаный холм на бывшей границе. Все как будто оставалось по-старому и вместе с тем изменилось. Во всем чувствовался пульс новой жизни. Даже встречавшиеся по дороге люди были какие-то иные: оживленные, веселые...

По женщина была права: война еще не закончилась. О ней напоминали руины разрушенных домов, безлюдные улицы и вереницы беженцев, в частности иностранцев, державших в руках маленькие национальные флажки. Людские потоки текли в разных направлениях, и никак нельзя было уловить закономерность в этом бесконечном движении.

Было уже за полдень, когда мы въехали в Быдгощ. По улице, которой проезжал, бежали, резвясь, ребятишки с книжками под мышкой.

- Откуда, хлопцы, идете? - спросил я.

- Из школы, - крикнули они хором, мигом окружая машину.

- И давно ее открыли?

- Уже недели две, как учимся...

Немного дальше увидел вывеску "Городская библиотека". И это - приметы новой Польши!

Варшава встретила нас звоном топоров, стуком кирок, скрежетом лопат. Всюду, куда ни падал взгляд, старательно трудились люди. Некоторые улицы были уже расчищены от битого кирпича и мусора, в менее поврежденных домах уже поселились люди. Варшавяне восстанавливали и заново обживали свой город.