Хью Броган - Джон Кеннеди

Вряд ли что можно к этому добавить. Никому не известно, что бы произошло, если бы Кеннеди не был убит. Сегодня ясно, что многое следовало сделать иначе, но стоит заметить, что даже когда у власти находился Линдон Джонсон с его удивительными способностями, билль о гражданских правах стал законом не раньше лета 1964 года. Приз, который получил президент Джонсон (отчасти это было вызвано памятью о его предшественнике), мог не завоевать президент Кеннеди. С другой стороны, могло быть и иначе. Он и его команда в самом начале допустили несколько серьезных промахов, стараясь провести билль через судебный комитет, но по мере того, как они это делали, начали разбираться в вопросе и в итоге достигли успеха. Нет определенной причины полагать, что эти очень умные, способные люди, в чьих руках была сосредоточена власть и влияние президентства, не могли решить этот вопрос как следует на последующих стадиях. Либералы в конгрессе так не считали, но их политические суждения мало что содержали по сути, их неподатливость являлась одним из главных препятствий иа пути Кеннеди.

По крайней мере, никто не может отрицать, что Кеннеди начал процесс, который столь триумфально привел к подписанию Закона о гражданских правах в 1964 году и Законам об избирательном праве в 1964 году. Поэтому лучше всего его будет запомнить во время большого марша в Вашингтоне 28 августа 1963 года. Это событие первоначально планировал А. Филип Рэндольф — как мы видели, для того, чтобы оказать давление на президента. В августе в этом больше не было необходимости; целью этой огромной демонстрации лоббирования являлся конгресс, успешным результатом чего стало объединение различных избирателей движения за гражданские права в единое действие (в то лето существовала реальная опасность, что движение рассеется и потеряет свою силу из-за некоординированного и, возможно, насильственного буйства на улицах, тем самым отдалившись от основных белых союзников, которые были выведены на сцену благодаря жестокости «быка» Коннора). Кеннеди сначала марш беспокоил, он боялся, что это принесет какой-нибудь вред; но вдруг ему стало ясно, что марш все равно состоится, независимо от того, насколько он будет в это вовлечен и возьмет на себя руководство этим действием. Когда в Вашингтоне появилось более 200 000 демонстрантов, то им разрешили делать все, кроме как бить в барабаны и разбрасывать листовки. Федеральное правительство обеспечило наибольшую доступность получения медицинской и санитарной помощи, холодных напитков и других возможностей, а город принял демонстрантов мирно и после речей около мемориала Линкольна, кульминацией которых стало знаменитое выступление Мартина Лютера Кинга «У меня есть мечта», лидеров в Белом ломе принял улыбающийся президент. Настроение было хорошим, и Кеннеди, по своему обыкновению, использовал случай для дела. Марш оказался прекрасным случаем для лоббирования — но лоббирования чего? Уилкинс, Рэндольф и Уолтер Рейтер хотели, чтобы президент возглавил кампанию и оказал давление, чтобы билль стал еще строже. Кеннеди (который, как и его брат Бобби, хотел, чтобы существовал билль, а не вопрос об этом)[290] провел их по всем коридорам Палаты Представителей и Сената, предоставив Лэрри О’Брайену объяснить им, как голосует каждый член конгресса. Это будет довольно трудно и безнадежно — если не вернуться опять к двухпартийному биллю, другими словами, уступить позициям республиканцев. Ни одна сторона не поколебала другую, но они дружески побеседовали и лучше поняли точку зрения друг друга. Это было одно из событий того процесса, который шаг за шагом вел президента к лагерю радикалов.

Если Кеннеди и лидеры движения за гражданские права могли счесть, что им будет трудно друг с другом сработаться, как это обычно бывает у практических политиков и идеалистов, то сомнений в огромной популярности президента среди черных не оставалось. Они считали, что он сделал для них больше, чем любой другой президент со времен Линкольна, и ожидали от него еще большего. И его убийство оказалось для них ужасным шоком. Исследование показало: половина из них беспокоилась, что событие отразится на их работе, жизни и карьере; 81 % опрошенных черных детей чувствовали, что они потеряли «кого-то очень близкого и дорогого». Коретта Кинг (в 1969 году) будет вспоминать, что ничто не тронуло ее сильнее, чем смерть Кеннеди, даже первая попытка убийства Мартина Лютера Кинга. Белые активисты сильнее ощущали, что белое общество их предало, и опасались (несправедливо, как это вскоре обернулось другой стороной), что Линдон Джонсон не будет способствовать продвижению законодательства по гражданским правам. Фред Шаттлсворт, выступая в Нью-Йорке на четвертый день после убийства, отдал Кеннеди должное: «Преданность свободе и мечте черного руководства и страстное стремление угнетенных масс в этой стране были соединены со смелостью суждений Кеннеди, пониманием требований времени и его, желанием сделать конституцию США значимой для всех граждан страны»[291].

Искренность и справедливость этих слов заставила Тейлора Бранча заметить, что было что-то «исходящее извне» в вовлеченности Кеннеди в кампанию по гражданским правам, которое казалось скорее злонамеренным. Верно, существовала большая разница между личностью, взглядами и приоритетами Кеннеди и черного руководства, но в этом не было ничьей ошибки, и обе стороны старались преодолеть эту разницу, так как они знали, что нужны друг другу. Тот факт, что ни Роя Уилкинса, ни Мартина Лютера Кинга не пригласили на похороны, вряд ли был инициативой Кеннеди, и Кинг, хотя и глубоко задетый, стоял на вашингтонском тротуаре с десятками тысяч других американцев, чтобы увидеть печальный кортеж. Он знал, что, вопреки всем трениям, он и его народ обязаны этому человеку.

Кеннеди вошел в Белый дом в тот момент, когда вопрос о расовом угнетении уже не мог быть далее отложен. Ему нужно было действовать, и он это делал эффективно и (в основном) без принуждения.

Его последователь получил хорошее наследство, что требовало только убежденности, энергии и желания реализовать. Не было причины считать, что любой другой человек, которого бы избрали президентом в 1960 году, мог это сделать и сделал бы лучше, чем он.

Глава 7

ВЬЕТНАМ

Если революция гражданских прав оставила более глубокий след в американском обществе и, возможно, в мировой истории, чем любое другое событие времен Кеннеди, то внимание потомков привлек другой большой кризис 60-х годов — война США во Вьетнаме, которая нанесла рану национальному самосознанию, как ничто другое после Большой депрессии или даже, возможно, гражданской войны. Роль Кеннеди во втором кризисе также была важна, но она стала менее центральной, чем во время революции гражданских прав, и гораздо более спорной. Появилось что-то вроде согласия если не среди профессиональных историков и обычных людей, то среди тех, кого можно назвать классами, придерживающимися своего собственного мнения, и Кеннеди предъявляли столько обвинений в большой национальной трагедии, как никому другому, даже Линдону Джонсону или Ричарду Никсону, но существовало также весомое мнение меньшинства, что он мог и спас бы Америку от ее судьбы, если бы остался жив. Ни одна работа о Джоне Ф. Кеннеди не может считаться законченной без попыток разобраться в том, насколько правдивы эти противоречивые суждения.