Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969 (СИ) - Мартенс Лорна
Мне было пятнадцать лет, когда я возненавидела людей. Я ненавидела белых людей, убивших Эмметта Тилла*, я ненавидела всех других белых, ответственных за бесчисленные убийства, о которых рассказывала мне миссис Райс, и тех, кого я смутно помнила с детства. Но я также ненавидела черных. Я ненавидела их за то, что они не встали и не сделали что-то с убийствами… Именно на этом этапе моей жизни я начала смотреть на негров, как на трусов47.
Сюжет этой автобиографии показывает, как Муди вышла из своего окружения и стала думать по-новому. Подростком она решает, что ей необходимо пойти в колледж. Она работает и откладывает деньги на оплату высшего образования, затем выигрывает двухлетнюю баскетбольную стипендию в колледже Тугалу, затем еще одну там же и четырехлетнюю стипендию в Джексоне. Будучи студенткой старшего курса колледжа, летом 1963 года она присоединилась к Движению*. Она пишет:
В то лето я чувствовала, что начинаю меняться. Впервые я начала думать, что что-то будет сделано с тем, что белые убивают, избивают и используют негров. Я знала, что собираюсь участвовать в этом, что бы ни случилось48.
Летом 1963 года она участвовала в событиях в Джексоне, где ее сразила новость об убийстве Медгара Эверса*. Впоследствии она продолжала работать на Движение в Миссисипи, принимая участие в митингах, демонстрациях, сидячих забастовках и организации афроамериканских сообществ в опасных условиях, часто подвергаясь аресту и насилию и постоянно опасаясь репрессий, направленных на нее саму или членов ее семьи в Сентервилле. Она едко пишет, что Мартин Лютер Кинг «продолжал и продолжал говорить о своей мечте. А я сидела там, думая, что в Кантоне у нас никогда не было времени спать, тем более мечтать»49. Женская тематика все время просматривается в тексте Муди, когда она указывает, что чернокожие женщины угнетены вдвойне, но ее книгу нельзя назвать феминистской. В сознании Муди расовые притеснения оказываются важнее, чем гендерные*.
Последняя книга о насилии, которую мы рассмотрим, – знаменитая автобиография детства и юности Майи Анджелу «Поэтому птица в неволе поет» (1969). Как и Муди, Анджелу была афроамериканкой, и, как и Муди, она написала книгу с политической повесткой. Своей книгой она хотела повысить осведомленность о расовой дискриминации в Соединенных Штатах, особенно в южных штатах. По ее словам, белые южане были «настолько предвзяты, что негр не мог купить ванильное мороженое»50. Ее работа имеет много общего с книгой Муди. Но она была на двенадцать лет старше, чем Муди, и когда она росла, борьбы с законами о сегрегации в южных штатах еще не было и в помине.
Основной литературной моделью книги Анджелу можно назвать более ранние автобиографии детства и юности эпохи законов Джима Кроу – знаменитый «Черный»* Ричарда Райта (1945). «Поэтому птица в неволе поет» напоминает «Черного» литературностью, которой не хватает Муди, а кроме того, некоторые темы, которые поднимает Анджелу, перекликаются с сюжетами Райта. Например, рассказ о жадном проповеднике и другой эпизод о церемонии окончания школы, который показывает, как даже преуспевающих в учебе черных учеников притесняли в школе.
В отличие от произведений Райта или Муди «Поэтому птица в неволе поет» – это история не только расового, но и сексуализированного насилия. Майя Анджелу рассказывает шокирующую историю о том, как ее изнасиловали в восемь лет. Как пишет Кейт Дуглас: «Самым значительным событием в автобиографиях детства, написанных в 1990‑х и 2000‑х годах, был подъем числа травматических автобиографий детства»51. Подъем этот восходит к публикации Анджелу. До Анджелу едва ли кто-то из женщин публиковал истории об изнасиловании в детстве, разве что аналогичное признание в «Корнуолльской бродяжке». Ничего нового в самом факте сексуализированного насилия в детстве не было, о чем свидетельствует и печально известный случай с Вирджинией Вулф*. Но, за исключением вызывающе скандальной Гертруды Бизли, женщины, которые писали о своем детстве с середины XIX до середины XX века воздерживались от публикации таких историй.
Рассказ Анджелу имеет некоторые общие черты с «Корнуолльской бродяжкой». Как и «корнуолльская бродяжка», Анджелу испытывала ужасное чувство вины, ей казалось, что она была соучастницей свершившегося насилия. Как и в случае с «Корнуолльской бродяжкой», желание Анджелу рассказать историю публично, похоже, связано с желанием прервать молчание, наложенное на нее обидчиком, и облегчить душу. Когда семья Анджелу подала в суд на насильника, она солгала о том, что произошло. Обе взрослые писательницы отождествляли тишину с виктимизацией и виной, а высказанная вслух правда, даже правда, которая могла бросить на них тень, обещала психологическое освобождение и даже своего рода искупление.
В остальном тексты совершенно не похожи друг на друга. Эпизод «Бродяжки» о насилии короткий и уклончивый, Анджелу же в свою очередь наносит удар за ударом, рассказывая о насилии с точки зрения ребенка. Если «корнуолльская бродяжка» утверждает, что пишет, так как считает, что ее «случай» представляет социологический интерес, то вся история Анджелу, включая этот эпизод, кажется, написана с целью заставить ее читателей осознать проблемы угнетения, уязвимости и виктимизации, особенно те, что касаются расы и пола. История Анджелу ломает табу о том, что можно говорить, нарушает «женские нормы». Она подробно описывает свои отношения с насильником, которые длились несколько месяцев, чтобы показать, как она по детской наивности «побудила его», а затем ярко описывает изнасилование.
Зачем публиковать такую историю? В отличие от многих других исследователей я считаю, что Анджелу рассказывает свою историю скорее с политическим, чем с терапевтическим посылом. Ее подспудная цель – показать на собственном примере, что все девочки потенциально сталкиваются с ловушкой сексуальной эксплуатации и соблазнением – ведь насильник (ухажер матери) именно соблазнил ее, заставив поверить в свою любовь.
Ключевые моменты сюжета об изнасиловании таковы: бойфренд ее матери мистер Фримен на протяжении нескольких месяцев до изнасилования физически проявлял привязанность к ней. Маргерит, как ее называли в то время, это нравилось, и она даже думала, что наконец-то нашла своего настоящего отца. Анджелу рассказывает последовательность событий, ведущих к изнасилованию, с точки зрения восьмилетнего ребенка. Такой фокус усиливает правдоподобие рассказа. Физические события представлены в разговорной форме. В момент изнасилования рассказчица вмешивается и говорит об ошеломляющей боли. После изнасилования Фримен говорит Маргерит, что убьет ее брата, если она кому-то расскажет о случившемся. Поэтому она молчит, но семья обнаруживает кровотечение и инфекцию, заставляет ее сознаться и отправляет Фримена в суд. В суде Маргерит чувствует, что на нее давят, чтобы она солгала и отрицала то, что, по ее мнению, было ее собственным соучастием в изнасиловании. Благодаря ее показаниям Фримена осудили. Когда его временно выпустили на свободу, дяди Маргерит убивают его. Долгое время она была подавлена, испытывая вину за смерть Фримена. Она перестает разговаривать с кем-либо, кроме своего брата, рассуждая, что если она заговорит, это может привести к смерти другого человека.
В этом суть истории. Сюжет об изнасиловании не затрагивает тему расы, не говоря уже о главной теме Анджелу – угнетение черных белыми. Ее насильник – чернокожий мужчина. Она определенно не считает, что это может произойти только в черной общине, а, скорее, представляет случившееся как личное несчастье. Она не выводит из сюжета явной морали.
