Михаил Ульянов - Реальность и мечта

Хотя я представлял человека, который жил в прошлые времена, в других условиях, был иной национальности, да и много прочих отличий можно было отыскать между литературным персонажем и его телевизионным исполнителем, говорил-то я о понятных и близких проблемах. О месте под солнцем, о радостях жизни, об общении с родными и близкими. Еще о человеческом мужестве — не геройстве на один раз, а ежедневном, требующем непрерывного подвига мужестве.

Для чего нужен этот подвиг? Для того чтобы заработать хлеб свой в поте лица, чтобы поставить на ноги ребенка, подсказать ему верную дорогу, передать все лучшее, чем владеешь, увидеть расцвет сына или дочери, сохранить здоровье близким людям и чтобы работа твоя была людям во благо, чтобы не наступать на ногу другому, а наоборот, подставлять ему плечо. Нам хотелось, чтобы Тевье-молочник был воспринят зрителями как человек, умудренный большим, горьким опытом, но, несмотря на это, не сломленный жизнью. Его знаменитые цитаты якобы из Талмуда и священных книг, речения, которые ничего общего не имеют ни с тем, ни с другим, — это средство для примирения с жизнью. Но в этих доморощенных изречениях прячется и немалая ирония. Суть ее в том, что объяснить этот мир не умеют даже священные книги. Даже Талмуд не способен дать исчерпывающее толкование жизни. Да он и сам, оказывается, нуждается в толковании. А мир надо принимать таким, каков он есть, со всей его бессмысленностью, непредсказуемостью, прелестью, ароматом, счастьем и горечью. В этом кроется великая мудрость. И что простому человеку поиски эликсира вечной жизни, которые философы вели и тысячу, и полтысячи, и сто лет назад, когда поныне не известен универсальный алгоритм для решения всех проблем.

Есть у Тевье-молочника с его местечковой обыденностью нечто схожее с героями Хемингуэя, которые действительно отстаивают свое право на существование в исключительно слож-. ных условиях. Они, в общем, тоже не стремятся изменить мир, а принимают его как должное. Конечно, они поднимаются против несправедливости, сопротивляются напастям, протестуют против подлости, но делают это внутри конкретной действительности, а не в умозрительном мире, понимая, что переделать жизнь в глобальном смысле никому не дано. Никому не дано выстроить судьбу полностью по своему разумению и хотению, но человек может, приняв эту жизнь, ее благословить. Так поступает и Тевье. Недаром цитаты, которыми он сыплет по разным поводам, постоянно ссылаясь на Талмуд, — более мудры, чем смешны. Словом, Тевье как бы загораживается от невзгод, не позволяя им исковеркать свое сердце.

Есть в этом человеке и еще одно совершенно поразительное качество. Он принимает людей в их полном естестве. Что с того, что они приносят ему много горя, особенно дети? Но он имеет силы, чтобы не проклинать людей, — вместо этого он любит их: в простоте, с их грехами и ошибками, с суевериями и спотыканиями, с недостатками и достоинствами. Таких людей гораздо больше, чем шарлатанов и разбойников. Они всегда и всюду окружают нас. Тевье-молочник хорошо понимает это и принимает в себя. Это не всепрощенчество. Это исконное мировоззрение многих народов, которое в том числе получил от предков и Те- вье, а получив, приспособил к своей трудной жизни.

Для меня Тевье-молочник — достойная во многих отношениях личность. Я работал над книгой Шолом-Алейхема и образом его замечательного героя с огромным удовольствием. Так это было непохоже на известные каждому актеру исполнительские схемы. А схема, как топор, — она слишком часто рубит по живому, когда к нему надо бы лишь прикоснуться объемной человеческой рукой. Вот Тевье-молочник для меня — как дружеская рука. Она и тепла, и шершава, и мозолиста, и добра. Она может подарить нежность, может загородить от удара и спасти тебя и вообще оказать любую помощь. Это не длань Господня, способная совершать невозможное, это всего лишь человеческая рука — самое необходимое орудие для обыкновенной жизни.

Великое дело — работать над прекрасным, литературно полноценным произведением, да еще и с хорошими партнерами. В спектакле меня окружало много интереснейших людей. Среди них прекрасная актриса и режиссер Галина Волчек. Она замечательный человек, одна из умнейших женщин и вместе с те*# крупный, точно чувствующий время художник. С ней мы быстро нашли общий сценический язык, поэтому играть мне было необычайно легко и созвучно. Любое предложение мгновенно получало ответную реакцию и обыгрывалось в телевизионном действии. Конечно же, старались подтянуться до этого уровня и молодые актеры, которые работали вместе с нами. И они очень славно исполнили свои роли, хотя мастерства еще не хватало, еще не было у них второго дыхания, что ли, которое появляется с годами. Вместе с режиссером мы, исполнители, создавали не иллюзию местечка Егупца, где разворачивается действие, а несколько условный мир, поэтому декорация была нарочито театральной. Пусть спектакль предназначался для телевидения и снимался на пленку, но приметы театральности в нем нарочно не убирались, а наоборот, всячески подчеркивались. И в целом спектакль склеился, сросся общими усилиями и вышел на экраны. И я благодарен судьбе, что участвовал в нем.

Не верю, чтобы человек мог в одночасье перестроить свое мировоззрение, и меня не слишком убеждают заявления артистов в том, что нечто подобное вдруг случалось с ними. Но я знаю, как погружение в прекрасную литературу обогащает актера. Только происходит это не с наскока, а после глубокого изучения, потому что, работая над произведением, актер штудирует его неизбежно, а поскольку возможно — глубоко и всесторонне. Так вот работа над образом Тевье-молочника помимо актерских находок заставила меня посмотреть на мир иначе, увидеть в нем больше добра.

Еще работа над спектаклем или фильмом похожа на плавание корабля, который долго движется к намеченным, нафантазированным берегам. В пути бывают штили, тормозящие плавание, и бури, когда кажется, что корабль погибнет, не доплыв до суши. А бывает, что, приблизившись к суше, видишь перед собой скалистый, холодный берег, совсем непохожий на ту бухту радости, о которой мечталось и грезилось. Правда, случается также, что против ожидания берег оказывается ярким, зеленым и приветливым, и это награда путнику за все труды и тяготы дороги, и счастлив он, достигнув своей цели. Только актер, как неуго- монный путешественник, не может усидеть даже на месте, каким бы уютным оно ни казалось. Его снова тянет куда-то. И опять Предстоит ему путь к неизвестным землям, которые и загадочны, и неожиданны. Я ходил матросом на многих «кораблях» — спектаклях и фильмах, и все они мне по-своему дороги.