Нонна Мордюкова - Казачка

— Отто, только не зарисовывай! — погрозил над головой указательным пальцем Ионас.

— Ни в коем случае! — засмеялся наш спутник.

Это, наверное, тот художник, о котором почтительно рассказывал Ионас. Он был очень кстати: наши «добрососедские» отношения были уже на пределе. Наедине стали помалкивать — говорить не хотелось.

— Значит, вас зовут Отто?

— Та…

— Не жил ли ты на Дону или на Кубани?

— Не только жил, но и родился там. Папа мой, проклятый оккупант, полюбил казачку. Немец, а поди ж ты… Сейчас, как приедем, покажу фотографию — как две капли воды на тебя похожа… Упрямая попалась казачка. Сильно любили друг друга, а мама не посмотрела ни на что: родился мальчик Отто. Отто Карлович. Сам Карл погиб в Берлине. Мама ни на кого и не взглянула. Одна живет. Сохранилось единственное письмо от отца, написанное под диктовку на русском языке. У матери оно.

— Хороший сын получился…

Ионас остановил машину и по-эстонски обратился к Отго. Перевода не требовалось. Отто сел за руль, а Ионас — на заднее сиденье ко мне. Как отъехали, подложил мне руку под голову и наклонил к себе на плечо.

Они стали громко говорить по-эстонски, спросив у меня разрешения. А мне было бы только не шелохнуться, чтоб, не дай бог, не показать, как нравится лежать на плече Ионаса. Так и доехали до какого-то продолговатого одноэтажного дома с темными окнами. Я подняла голову: где мы? Ионас ответил спокойно:

— Я согласился переночевать у него за то, что посмотрим его домашнюю картинную галерею.

— Видала? — хохотнул Отго. — Накорми его, спать уложи да еще картины покажи!

Свет засветился во всех окнах одновременно. Меня усадили в кресло, укрыли пледом и включили телевизор.

Мужчины удалились на кухню. Звякала посуда, накрывали на стол. Что-то зашкворчало, поплыл запах еды. «Только что ели… Пусть — им виднее…»

Прежде чем сесть за стол, прошли по галерее. Что-то я смотрела вежливо, что-то — с интересом.

Остановилась перед небольшой картиной.

— Ведь это Ионас!

— Такой здоровенный, а картинка такая маленькая! — захохотал Отто.

Сели за стол. Ой и вкуснота! Я пила грузинское вино. Разговор зашел о «наивном искусстве».

— Я все вспоминаю одну бабку, — говорю, — выставляется она по всем странам. Вот картина: в ночи лицо женщины между кустами, освещенное одним источником света — сбоку. Но какое лицо и как выписано! Сын у бабки моряк. Так она сделала тарелку, а по ней плывет на плотике морячок, управляя веслом…

— Ну и что?

— А вот что — тарелочку она сделала овальной, наподобие лодки… А один умелец все коней вырезает. В воскресенье надевает лаковые туфли, пиджак и несет их на базар. «Сколько стоит?» — спрашивают. «Нисколько, — отвечает. — Это я к тому, чтоб люди не забывали, какие они, кони…» Я видела этих коней и создателя их в документальном фильме Вячеслава Орехова. Да что говорить! Мне кажется, обучение в творческих вузах надо начинать с так называемого «наивного искусства». Орехов где только не лазит: и по бурьянам, и по крышам, и по деревьям… Ищет, снимает. Драгоценно все, что он фиксирует на пленке. Не называйте это искусство наивным.

Отто стал совсем другим — сосредоточенным, вдумчивым.

— Вы правы, Нонна. Я собираю такие картины и не замечаю, где наивные, а где мастеровые.

Я и не заметила, когда он, держа в руке всякие карандаши, стал шуршать ими по толстой белой бумаге.

Запели с Отто в два голоса казацкую песню. Ионас слушал очень внимательно, не шевелясь, глядя на нас исподлобья.

Я стала рассказывать что-то, чудить. Аж жарко стало — такая расталантливая я была в этот вечер, а вернее — в ночь.

Утро. Ионас подчеркнуто берет меня под руку и ведет к двери ванной.

— Прими душик, Викторовна, а мы пока соберемся.

Боже мой! Зеленая керамическая ванна, сиреневый кафель, по стенам распростерлось какое-то синтетическое растение. А душ брызнул из букета искусственных ромашек. Немного подкрасилась, надела что посимпатичнее и спустилась вниз.

Горячий кофе с крекером. Позавтракав, уселись в машину. Когда тронулись, Ионас поставил на мои колени картину, понравившуюся мне.

…Вот и Дом культуры. Входим в кабинет директора, а Отто поехал домой — взять жену на мою встречу. Смотрю, суетится девушка, похожая на мальчика. Поздоровавшись, она повесила мое платье, туфли поставила, постелила цветную салфетку на стол и водрузила овальное зеркало.

Узенькая, как рыбка из аквариума, небольшого роста, с зэковской прической.

Ноготками кто-то поскреб по двери. Она высунулась. Это Ионас позвал ее. Они больше не вернулись. «Какой понятливый! Знает, что птичка может быстро надоесть…» — подумала я.

Услышала его голос, объявляющий мое выступление. Пошел фрагмент из фильма «Молодая гвардия». Стою за кулисами в темноте и вижу, как Ионас открыл дверь кабинета и ищет меня возле экрана. «А, вот ты где… Всего хорошего!» — выдохнул он и чмокнул меня в ухо. Чего там говорить — душа полетела к Богу в рай.

Я сразу взяла зал в руки. После третьего фрагмента возликовала. Аплодисменты зала не давали договорить фразу.

Встреча прошла на ура. Букеты не объять, не донести. Ионас забирает их у меня, я иду раскланиваться, вижу бегущих за кулисы, чтоб взять у меня автограф. Призадержалась, дала автографы и с облегчением направилась к директорскому кабинету. Запахло едой, зеленью, розами. Директор — русский, с боевыми колодочками на пиджаке. Появилась немолодая женщина.

— Супруга моя. Садись, Катюша, вот сюда.

Ионас вскочил и вскоре привел Отто с женой.

— Знакомьтесь, это Вера, — сказал Отто. — Моя мама нашла ее на грядочке…

— Правда, правда, — подтвердила его молоденькая жена. — Тетя Наташа приметила меня, когда я в десятый класс пошла. И в поле на работе она гостинцы мне разные давала…

— Это моя мама, — загремел Отто. — Слушаем, рассказывай дальше!

Она продолжала:

— «Вот приедет мой сын в отпуск, сразу возьмем тебя замуж!» Ну и пошло. Отто и раньше приезжал, но я с ним не знакомилась. А тут он приехал на попутке ночью. Тетя Наташа взяла его за руку — и к нам. Разбудила всех, велела, чтоб на стол готовили. Сели мы с Отто рядом, познакомились, понравились друг другу — и наутро в сельсовет, регистрироваться… Вот третий год пошел…

Да, казачки такие!

Вдруг вбегает небезызвестная девушка-мальчик и садится к Ионасу на колени.

— Пленка в машине, банку для цветов водой наполнила, всё о’кей! — отчиталась она.

Ионас был невозмутим, как будто к нему на колени уселся кот. Другие не обратили внимания, а я чуть сознание не потеряла. У них тут своя жизнь. Они помоложе меня, и национальность другая. Она хорошенькая…