Дмитрий Володихин - Царь Федор Иванович

Не успел сдаться Ям, как очередной «легкий корпус» скорым маршем устремился к Ивангороду и Нарве. Здесь должны были развернуться главные события войны. Шведы уже знали о масштабах вторжения и опасались осады. На подступах к обеим крепостям действовало полевое соединение противника под командой Густава Банера{168}.

Во главе авангардных сил русской армии стоял тот самый князь Дмитрий Иванович Хворостинин, от которого столь многого ждали на этой войне. Ему и прежде приходилось громить шведов. Надежды на воинский талант Хворостинина оправдались. Не напрасно Джильс Флетчер, узнавший о нем совсем недавно, писал: «…теперь у них первейший муж, наиболее пригодный для военных дел, некто князь Дмитрий Иванович Хворостинин, воин старый и опытный. Он оказал большие услуги в войнах с татарами и поляками…» Хворостинин обнаруживает в районе Ивангорода шведский корпус и стремительно нападает на него, не дожидаясь подхода основных сил. Передовому полку Дмитрия Ивановича пришлось преодолеть упорное сопротивление шведов. Рубка шла полдня. В конце концов противник отступил.

Под Ивангородом военные заслуги князя Хворостинина перед страной достигли вершины. Он еще примет участие в осаде Нарвы, он еще встанет во главе заслона, выставленного против любых попыток деблокады города. Но это была последняя служба немолодого полководца, последний подарок, принесенный им отечеству. Старый воевода[99] устал от нескончаемых военных трудов и принял монашеский постриг в Троице-Сергиевой обители. Старость и недуги одолевали его тело, изношенное в походах и сражениях. 7 августа 1590 года Дмитрия Ивановича Хворостинина не стало. Ушел из жизни один из достойнейших вельмож царствования Федора Ивановича и лучший русский полководец того времени.

Однако у страны хватило даровитых военачальников, чтобы успешно довершить ту военную работу, которую с блеском начал князь Д.И. Хворостинин.

Главные силы нашей армии подошли к Ивангороду 2 февраля. Шведы более не рисковали вступать в бой с превосходящими силами. К тому же их деморализовало недавнее поражение. Поэтому кавалерийские отряды врага и часть неприятельской пехоты отошли западнее — прикрывать Ревель, представлявший собой «столицу» шведских владений в Ливонии. Ивангород с Нарвой шведы фактически предоставили их судьбе, надеясь на мощь крепостных сооружений. Что ж, и тот и другая обладали первоклассными крепостями. Нарву защищал гарнизон в 1600 человек. Ивангород располагал меньшим гарнизоном, но само место, выбранное когда-то русскими фортификаторами для строительства его стен, отлично защищало укрепления. Подобраться к высоким ивангородским стенам для штурма было весьма неудобно. И там, и там осажденные могли использовать сильный артиллерийский парк.

Но у армии Федора Ивановича имелись свои козыри.

Во-первых, государь привел с собой тысячи служилых татар, коих в Ливонии опасались пуще огня. Зло жалящий рой татарской конницы полетел на запад, в окрестности Раковора (Везенборга). Он приносил пожары и разорение. Как говорили в то время, татары «распустили войну». Иными словами, они надолго заняли шведских военачальников, нападая на мызы и деревни, бушуя на дорогах, появляясь в предместьях городов… Противнику не давали опомниться, вновь собраться с силами и с течением времени все-таки нанести серьезный деблокирующий удар.

Во-вторых, со стороны Пскова к царскому лагерю двигался обоз с «тяжелым» или «великим нарядом». Когда мощные стеноломные орудия прибыли на место, их расставили на позициях против Ивангорода и Нарвы. 6 января мощная русская артиллерия впервые издала устрашающий рык под стенами вражеских крепостей. С этого момента она работала полмесяца, исправно взламывая укрепления. Когда русское командование сочло проделанные ею бреши достаточно большими, настало время приступа.

Утром 19 февраля государь мог наблюдать, как колонны штурмующих двинулись под стены. К пролому устремились бойцы под командой Семена Федоровича Сабурова и князя Ивана Юрьевича Токмакова. В их распоряжении порядка двух с половиной тысяч дворян и боевых холопов, около двух тысяч стрельцов, пятьсот казаков, служилая мордва, черемиса — всего более пяти тысяч ратников. Токмаков шел прямо на брешь, а Сабуров должен был помогать ему, атакуя стены слева и справа от пролома{169}.

К несчастью, штурм завершился печально. Атакующие, взойдя на стены, были сброшены шведами, а командир, шедший во главе основной штурмовой колонны, сложил голову. Более того, по войску прокатился тревожный слух: не завелась ли измена в высшем командовании?

Как нельзя хуже сказался «годуновский фактор». Если в административном смысле Бориса Федоровича Годунова следует признать большим приобретением для России, то как полководец он не имел ни достаточного опыта, ни природного таланта. Но, видимо, и тут пожелал проявить себя с наилучшей стороны. Одна из псковских летописей сообщает: «Ругодива (Нарвы. — Д. В.) не могли взять, понеже Борис им норовил, из наряду бил по стене, а по башнем и по отводным боем бити не давал. И на приступе князя Ивана Юрьевича Токмакова убиша и иных многих людей… до 5000… и не взем, отьидоша»{170}. Мудрено заподозрить в измене человека, являвшегося фактическим правителем государства. Но, видимо, действия Б.Ф. Годунова, сунувшегося раздавать приказания пушкарям, до крайности разозлили армию. Шведские артиллеристы и стрелки, не выбитые русским огнем из-за того, что его вовсе не направляли на башни, то есть на узлы обороны, получили возможность спокойно поливать огнем штурмующие колонны. Данные о потерях, конечно, надо считать преувеличенными, иначе пришлось бы признать какую-то фантастическую меткость шведов, положивших на приступе всю колонну и все отряды, действовавшие слева и справа. Но, так или иначе, штурм захлебнулся в крови. Помимо Токмакова погиб и стрелецкий голова Григорий Маматов{171}, а другой воевода — Иван Иванович Сабуров — получил тяжелое ранение[100]. Рядовых дворян, стрельцов, служилой «черемисы» также полегло немало. Правда, и шведы понесли тяжелые потери.

Для Федора Ивановича, впервые принимающего участие в большой боевой операции, это зрелище должно было иметь пугающий вид. Он никогда не видел ничего подобного. Множество ратников, отправленных на штурм от его имени, да еще и после подготовки, проведенной с участием соправителя, им назначенного, полегли у вражеских стен. У человека слабодушного подобная бойня могла вызвать уныние, а вслед за тем — стремление поскорее закончить дело любой ценой, отвязаться от него. Но царь не снял осады и, возможно, не столько из-за увещеваний советников, сколько по иной причине. Он чувствовал долг православного монарха; не искал себе этого бремени, с удовольствием избежал бы его, но раз оно легло на плечи, оставалось смириться и поступать, как подобает по царскому сану. А значит, добиться успеха под стенами Нарвы.