Дэвид Линч - Интервью: Беседы с К. Родли

Некоторые критики потом отмечали, что насилие в «Диких сердцем» — не слишком-то распространенная тема в американском независимом кино — теперь кажется отражением тогдашней лос-анджелесской атмосферы: массовые беспорядки разразились вскоре после того, как фильм вышел на экраны.

Ну, я впервые прочитал «Диких сердцем» задолго до беспорядков, и они разразились не сразу после выхода фильма. Но в воздухе витало безумие, люди это чувствовали. Внутреннее напряжение все растет, и в какой-то момент крышу сносит, безумие прорывается наружу. Все это чувствуют. Это происходит, когда сидишь в пробке: люди выходят из себя. И дома тоже невозможно расслабиться: из телевизора льется поток информации, которая тебя нервирует. И все это накапливается и накапливается. Это как быть пассажиром «боинга»: если что-то пойдет не так, ты ничего не сможешь с этим поделать. Люди перестают контролировать себя, поддаются панике.

Каково было находиться в Лос-Анджелесе во время беспорядков?

Поджоги были прямо на Голливудском бульваре, дым тянулся вверх к нам! Казалось, что-то совершенно вышло из-под контроля, и никто ничего не сделал, чтобы как-то исправить ситуацию. Казалось, может произойти что угодно. Жутковатое ощущение. И все это было так сюрреалистично: в городе полыхают пять тысяч пожа-ров, а по телевизору ты видишь людей, которые чуть ли не представления разыгрывают перед камерами, в то время как грабежи и погромы продолжаются. Все вели себя очень странно.

Но после этого напряжение действительно стало спадать?

Да, потому что тогда выплеснулось огромное количество энергии. А потом люди начали собираться, пытаться что-то сделать, как-то помочь друг другу. После шторма всегда наступает затишье; это вроде как хорошо. Так что, можно сказать, в происшедшем было и что-то хорошее. Но я не знаю, способны ли люди учиться на ошибках прошлого. Они, похоже, просто обречены все время повторять те же самые ошибки. Это глупо, но так все и происходит.

Вы думаете, происшедшее было неизбежно?

Да, конечно. Оглядываясь назад, вы понимаете, почему так получилось. Здесь не может быть двух мнений.

Мир казался вам «диким сердцем и безбашенным» в начале девяностых, и вы говорите, что все только усугубляется. Почему, на ваш взгляд, все происходит именно так?

Я скажу вам почему. С каждым годом мы становимся все более снисходительны к тем, кто нарушает наши права. Мы неорганизованны, мы не владеем ситуацией, мы медленно принимаем решения, мы забыли, с чего все начиналось. И чем дальше, тем легче от всего отказываемся. Как на съемках «Дюны»: с самого начала я позволил себе сдавать позиции — понемногу, потом чуть побольше и так далее. И вскоре возникают проблемы.

Это не имеет никакого отношения к «правым» или «левым» взглядам. Такие вещи тоже мешают. Иногда мы думаем, что просто проявляем понимание или еще что, а в итоге происходят вещи, которые больно ударяют сначала по другим людям, а потом и по нам самим. Не знаю, было ли когда-нибудь лучше, но могло бы быть. Мы не можем действовать, пока у нас нет нового плана, и этот план должен учитывать все мнения. Может, это значит, что надо вывести на улицы полицейских на следующие пять лет, чтобы не случилось ничего ужасного, и за это время собраться и устроить все по справедливости. Но мы этого не делаем и что-то теряем.

Это как деловая часть Лос-Анджелеса. Там было очень хорошо, и особенно строители постарались, чтобы сделать эти здания не только практичными, но и красивыми. А сейчас все эти постройки пришли в такое состояние, что их проще сровнять с землей, чем отремонтировать. А если бы кто-нибудь взялся за ремонт лет десять назад, то можно было бы сохранить эти прекрасные здания.

Но для вас все это никак не связано с выбором между демократической и республиканской партиями, не так ли?

Нет. Надо отбросить все это и начать обсуждать вещи, которые близки и понятны каждому. Лидер может мгновенно заполучить симпатии публики, если будет правильно произносить правильные вещи. Но сейчас все очень хорошо говорят и ничего не могут сделать. Как только политик замолкает, его тут же начинают критиковать, и ничего не происходит.

Но с этим вряд ли что-то можно сделать.

Да. Дело не в том, что именно они говорят, а в том, как они говорят и что в этот момент происходит у них внутри. Как будто голову отрезали, а тело истекает кровью.

Вы заметили какие-то изменения после того, как Клинтон стал президентом?

Как мне кажется, маятник просто качнулся в другую сторону. В крайней точке можно задержаться лишь на мгновение, а потом маятник качнется обратно. Это естественный процесс, как волны в океане. И так будет всегда — бесполезно пытаться найти точку равновесия и остаться в ней. В нашем мире это невозможно.

Какие проявления нестабильности вы замечаете сейчас?

Атмосфера становится все более странной, и ты ощущаешь эти изменения. Это влияет на тело, на психику, на сознание, причем иногда незаметно для тебя самого. Напряжение никуда не девается, оно накапливается. Ты чувствуешь, что больше не можешь строить планы на будущее. Живешь сегодняшним днем, потому что долго все это не может продолжаться. И перестаешь убирать за собой. Ты не строишь красивый дом, а сколачиваешь кривенький сарай из того, что подвернулось под руку. Все превращается в мусор. Нет никакой радости в том, чтобы строить новые дома. Только посмотрите на эти современные постройки: заходишь внутрь, и тебя тошнит! И все пропитано формальдегидом, и повсюду токсичные отходы. (Смеется.) Тебя запросто могут подстрелить на улице. И выезжать на автостраду тоже страшно. Там можно умереть от сердечного приступа! Машины мчатся в десяти сантиметрах друг от друга со скоростью семьдесят пять миль в час, тогда как предельная скорость — пятьдесят пять. Все находятся на грани срыва.

Это как быть запертым в одном доме с десятью маньяками. Ты знаешь, что из здания есть выход, а через дорогу находится полицейский участок, где ты можешь попросить о помощи, но ты в ловушке. Не важно, что ты знаешь о других местах, пока не можешь выбраться из этого.

Живи, пока живется.

Сейлор (Николас Кейдж) и Лула (Лора Дерн) на заправке в «Диких сердцем» (1990)

Звучит весьма пессимистично.

Нет, вы и представить себе не можете, какой я на самом деле оптимист! Но мы должны преодолеть инерцию, мы должны быть оптимистами, чтобы изменить все к лучшему.

Вы выиграли «Пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля в то время, когда по телевизору с огромным успехом шел «Твин-Пикс». Такой двойной успех — редкая удача для любого режиссера.