Я умею прыгать через лужи. Это трава. В сердце моем - Алан Маршалл
— Одно можно сказать, — заявил Джо, оглядев меня с ног до головы, когда мы пошли к школе, — никакой беды не стряслось. Ты ходишь не хуже, чем всегда.
Глава 32
На следующий день, во время большой перемены, я поехал домой на Звездочке. Ехал я не спеша. Мне хотелось насладиться картиной, которая рисовалась моему воображению: как отец увидит меня верхом. Мать, пожалуй, встревожится, а отец положит мне руку на плечо, посмотрит на меня и скажет: «Я знал, что ты добьешься своего», — или что-нибудь в этом роде.
Когда я подъехал к воротам, он стоял у двери сарая, склонившись над седлом. Он не видел меня. Я остановил пони у ворот и несколько секунд смотрел на отца. Потом крикнул:
— Э-гей!
Он, не разгибая спины, повернул голову к воротам и так и замер в этом положении, а я, улыбаясь, глядел на него; потом он медленно выпрямился и пристально посмотрел на меня.
— Это ты, Алан? — произнес он вполголоса, как будто я сидел на лошади, которая могла испугаться его голоса и понести.
— Да! — воскликнул я. — Иди сюда, посмотри на меня. Только посмотри! Ты помнишь, ты говорил, что я никогда не буду ездить верхом? А теперь гляди. Э-гей! — крикнул я, как это делал иногда отец, когда скакал на норовистой лошади, наклонился вперед и, быстро приподнявшись, ударил Звездочку в бок пяткой «хорошей» ноги.
Белый пони рванулся вперед короткими скачками, потом, выровнявшись, пошел быстрым аллюром. Из-за плеча пони мне было видно его мелькавшее взад и вперед, как поршень, колено, я чувствовал его силу и движение лопаток при каждом шаге.
Я поехал вдоль нашего забора до купы акаций, потом осадил пони и откинулся назад, когда он, поворачиваясь, присел на задние ноги, а из-под его копыт летели камни, голова его то поднималась, то опускалась, пока, напрягаясь, он набирал скорость. Потом я помчался назад, и отец со всех ног побежал к калитке мне навстречу.
Я проехал мимо него, держа поводья в руке, покачиваясь в седле в такт движениям Звездочки. Снова кругом и обратно, наконец замедленный ход, остановка… Вот пони стоит у ворот, касаясь их грудью. Танцуя, он подается назад, взмахивает головой, его бока вздымаются. Воздух, с шумом вылетающий из его раздутых ноздрей, скрип седла, позвякивание уздечки — сколько раз я мечтал, что услышу эти звуки, сидя верхом на гарцующей лошади, и сейчас я слышал их и чувствовал запах пота, запах лошади после галопа.
Я взглянул на отца и с тревогой заметил, что он побледнел. Мать вышла из дома и торопливо направилась к нам.
— Что случилось, папа? — быстро спросил я.
— Ничего, — сказал он. Он продолжал смотреть на землю, и я слышал его дыхание.
— Тебе не нужно было так бежать к калитке. Ты совсем задохнулся.
Он взглянул на меня и улыбнулся, потом обернулся к матери, которая, подойдя к забору, протянула ему руку.
— Я видела, — сказала она.
Секунду они смотрели друг другу в глаза.
— Он весь в тебя, — произнесла мать и, повернувшись ко мне, спросила: Ты сам выучился ездить верхом, Алан, да?
— Да, — ответил я, пригибаясь к шее Звездочки так, чтобы быть поближе к ним. — Я учился не один год. И слетел по-настоящему только один раз — вчера. Ты видел, я сделал поворот, папа? — обратился я к отцу. — Ну, что ты скажешь? Умею я ездить верхом?
— Да, — ответил он, — ты хорошо ездишь, у тебя уверенная рука и хорошая выправка. Как ты держишься, покажи?
Я объяснил, что держусь за подпругу, рассказал ему, как ездил на Звездочке к водоему, как научился садиться и сходить с нее, опираясь рукой на костыли.
— Я оставил костыли в школе, а то бы показал вам.
— Ничего… в другой раз. Ты чувствуешь себя уверенно в седле?
— Как на диване.
— Спина у тебя не болит, Алан? — спросила мать.
— Ничуть, — ответил я.
— Будь очень осторожен, хорошо, Алан? Я рада, что ты ездишь верхом, но мне не хотелось бы увидеть, как ты падаешь.
— Я буду очень осторожен, — обещал я и добавил: — Мне надо вернуться в школу, я могу опоздать.
— Послушай, сынок, — сказал отец, и лицо его стало серьезным. — Теперь мы знаем, что ты умеешь ездить верхом. Ты промчался во весь опор мимо калитки. Но так ездить не надо. Если ты будешь скакать как угорелый, люди скажут, что ты новичок, и подумают, что ты не знаешь лошадей. Хорошему наезднику не нужно рваться и метаться, как спущенному с цепи щенку, только для того, чтобы показать, что он умеет ездить верхом. Настоящий наездник ничего не должен доказывать. Он изучает свою лошадь. И ты делай это. Относись к этому спокойно. Ты умеешь ездить верхом — прекрасно, но не пускай пыль в глаза. Галоп хорош на прямой дороге, но если ты будешь ездить так, как сейчас, ты очень быстро вымотаешь из лошади все силы. Лошадь как человек: от нее больше всего толку, если с ней обращаться справедливо. А сейчас поезжай в школу шагом и разотри Звездочку, прежде чем отпустить ее.
Он помолчал немного и добавил:
— Ты хороший парень, Алан. Ты мне нравишься, и, по-моему, ты хороший наездник.
Глава 33
На дорогах начали появляться автомобили. Поднимая тучи пыли, они проносились по большакам, предназначенным для обитых железом колес повозок. По их милости дороги были усеяны выбоинами; из-под их колес на встречные экипажи, барабаня по щиткам, летели острые кусочки гравия. Они врезались в стада, оглушительно сигналя, и перепуганные животные разбегались. На машинах были большие медные ацетиленовые фонари, медные радиаторы и прямые величественные передние стекла, за которыми, наклонясь и глядя вперед, сидели люди в пыльниках и темных очках. Они судорожно сжимали руль. Иногда они дергали его, как вожжи.
Испуганные лошади шарахались от дыма и шума проносившихся автомобилей, а рассерженные возчики, стоявшие во весь рост в повозках, оттесненных на придорожную траву, ругались вовсю и со злостью смотрели, как медленно оседает пыль на дороге.
Фермеры оставляли ворота своих загонов открытыми, чтобы можно было увести подальше от дороги дрожащих от испуга, встающих на дыбы лошадей и переждать, пока автомобиль проедет мимо.
Питер Финли теперь уже но был конюхом миссис Карузерс; он стал ее шофером, носил форму и кепи с козырьком; распахивая перед хозяйкой дверцу машины, он стоял навытяжку, пятки вместе, носки врозь.
— Чего вы загромождаете дорогу? — как-то спросил его отец. — Разве она ваша? Все должны съезжать на траву,
