Свеча Дон-Кихота - Павел Петрович Косенко
От этой литературщины спасла Мартьянова его близость со своими героями. Сняв офицерский мундир, он не думал писать по воспоминаниям. Ежегодно несколько месяцев Сергей Николаевич проводил в дороге. С гордостью говорил, что нет в Советском Союзе границы, на которой он бы не побывал. И вот это непрерывное общение с жизнью своих героев и дало ему возможность насытить его лучшие рассказы красками подлинной жизни.
Все нынче меняется быстро, и граница, изображенная в рассказах Мартьянова, во многом не такая, как сегодня. Пришла новая техника, пришло новое поколение. Но неизменным остается мужество, стойкость, верность Родине. С гордостью за писателя-земляка думаешь, что в патриотическом воспитании молодых пограничников наших дней свою роль сыграли и его рассказы.
В последние годы жизни Сергей Мартьянов обратился к документальному жанру, восстановив в своих работах «По следам легенды» и «Первые залпы» историю одного подвига самых первых дней Великой Отечественной войны. Восстановил буквально из ничего, по крупицам, проделав огромную исследовательскую работу, разыскав сотни людей, перерыв десятки архивов, найдя оставшихся в живых героев, разбросанных по всей стране.
Сергею Николаевичу не довелось побывать на фронте. Молодой офицер-пограничник рвался в действующую армию, подавал десятки рапортов, но мало кого отпускали с дальневосточной границы, где за Амгунью, Амуром и Уссури затаился тогда до поры до времени такой сосед, в чьих чувствах сомневаться не приходилось. Мартьянов ощущал себя должником фронтовиков, и это чувство он влил в свой литературный труд, воскресивший героический подвиг заставы, сумевшей 22 июня сорок первого года остановить на своем участке натиск гитлеровцев.
А огромную работу по сбору материалов для «Первых залпов» писатель совершал уже тяжело больным. Самое скверное в гипертонической болезни то, что она и думать-то по-человечески мешает. Во время кризов физически трудно связать сколько-нибудь сложную мысль. Мозг голодает. Память изрыта провалами.
Чтобы преодолеть болезнь и работать, нужно иметь огромную волю, нужно иметь обостренное, побеждающее все чувство долга.
После «Первых залпов» Сергей Николаевич, и до того имевший громадное число друзей и знакомых во всех концах страны, стал поистине «человеком для людей». К нему обращались не только как к писателю, но и как к человеку, который может помочь восстановить справедливость, помочь найти правду в самых запутанных житейских ситуациях.
После того как он умер письма к нему шли еще много месяцев.
И в шестьдесят шестом и в шестьдесят седьмом он продолжал работать, хотя и значительное время проводил в санаториях и больницах. Написал маленькую автобиографическую повесть, начал работать над новой документальной вещью «Дело атамана Анненкова» (ее после кончины Сергея Николаевича завершила вдова писателя М. Н. Мартьянова, повесть была опубликована в журнале «Простор»).
Последний раз живым я видал Сергея Николаевича накануне 7 ноября 1967 года. После долгого перерыва он пришел в Дом писателей, ходил по всем этажам, здоровался со всеми знакомыми, поздравлял с праздником. В комнате русской секции рассказывал, как его лечат иглотерапией. Время от времени встряхивая головой, словно сбрасывая навалившуюся тяжесть. Никто, разумеется, не думал, что это прощание. Через месяц с небольшим я вместе с товарищами поднял его тело со стола в его квартире, чтобы положить в гроб.
Он умер в тяжелый алматинский зимний день. Из друзей последним с ним встречался писатель Залман Танхимович. По просьбе Сергея Николаевича он свозил его на своей машине на гору Кок-Тюбе — подышать свежим воздухом. Вечером договорились, что на днях съездят еще куда-нибудь. А к ночи начался криз.
Сергей Мартьянов родился в 1918 году. Его перу принадлежат вышедшие в Ужгороде, Алма-Ате и Москве книги «Сестры», «Однажды на границе», «Пятидесятая параллель», «Ветер с чужой стороны», «Короткое замыкание», «Первое задание», «Пограничные были», «Дозоры слушают тишину», «Первые залпы», «Поклонись своей молодости», а также сценарии кинофильмов «Мать и сын», «На границе все часовые», «Там, где цветут эдельвейсы».
1964–1972
Об издании
Примечания
1
Сергей Залыгин в известной и, на мой взгляд, крайне субъективной статье «Просторы и границы» пишет: «Во всей Западной Сибири павлодарские степи, вероятно, одно из самых унылых и однообразных мест» и удивляется тому, как Васильев сумел опоэтизировать их. Но ведь дело в эмоциональном отношении человека к облику тех или иных мест. Залыгин смотрит на павлодарскую равнину взглядом стороннего наблюдателя, а для Васильева здесь «родительница степь». Павлодарский поэт достаточно полазил по сибирским урманам, но у него нет ни одного такого эмоционально окрашенного таежного пейзажа, каких немало в залыгинской «Солёной пади».
2
К сведению всех, пишущих о П. Васильеве, — на будущее. «Энциклопедический словарь», т. III, М., 1955, стр. 197, левый столбец. «Семиречье (Джетысу), географич. область в юго-вост. части КазССР между оз. Балхаш и хребтами Джунгарского Алатау и Сев. Тянь-Шаня. Название С. происходит от 7 гл. рек этого района: Или, Каратал, Биен, Аксу, Лепса, Баскан, Сарканд. В пределы С. входят Алма-Атинская и Талды-Курганская обл. КазССР».
А вот автор книги «Леонид Мартынов» (М., 1971) Вал. Дементьев находит «киргизские аилы» на границе Омской области. Но это уже такая очевидная нелепость, что можно обойтись и без ссылок на энциклопедию. Достаточно взглянуть на любую карту СССР.
3
Не всех, разумеется. Рядом с Васильевым тут идет, например, Эдуард Багрицкий с его «ТБЦ», «Происхождением», «Человеком предместья», «Смертью пионерки».
4
Генерал Жанен — представитель союзного командования при «Восточном правителе России» Колчаке.