Ишмаэль Бих - Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата
– Я тебе сообщу, где мне удалось устроиться, – сказал я ему.
Он похлопал меня по плечу и ничего не ответил.
При себе у меня была только старая грязная сумка с небольшим запасом одежды. Путешествовать с хорошим чемоданом было опасно. Люди с автоматами могут решить, что там что-то ценное, и, недолго думая, подстрелят тебя. Я уходил в сумерках, оставляя Мохамеда одного на веранде. И тут мне стало страшно. Какое знакомое чувство: это со мной уже было! Я остановился на минуту возле электрического столба, глубоко вдохнул и сделал несколько энергичных боксерских выпадов. «Надо постараться выбраться отсюда, – подумал я. – А если не удастся, что ж, тогда опять пойду в армию». Размышлять о том, что будет дальше, не хотелось.
Я быстро шел вдоль водосточных канав, в которых можно было спрятаться, услышав приближение машины. Прохожих на улицах не было. Иногда мне приходилось обходить блокпосты, либо пробираясь по канавам, либо по задам дворов. Так я благополучно добрался до старого, ныне, как считалось, не действующего автовокзала на окраине. Там было много мужчин (на вид лет тридцати), некоторое количество женщин, а также несколько семей с детьми пяти и более лет. Они все выстроились в очередь возле обшарпанной стены. Одни держали узлы с вещами, другие взяли на руки малышей.
Я прошел в конец очереди и присел на корточки, чтобы нащупать пяткой спрятанные в правом носке деньги и удостовериться, что они на месте. Мужчина передо мной все время что-то бормотал себе под нос и шагал туда-сюда, от стены и обратно. Так прошло несколько минут, и тут один человек, стоявший вместе со всеми в очереди, сказал, что он водитель автобуса, и пригласил всех следовать за ним.
Мы прошли мимо полуразвалившихся бетонных стен. На площадке стоял автобус, покрашенный в темный цвет. Даже диски на колесах были черные. Это было сделано для того, чтобы его невозможно было различить в ночи. Автобус выехал из города какими-то неведомыми тропами. Выбранной водителем дорогой, видимо, давно никто не пользовался. Казалось, мы пробираемся по кустам. Ветви и сучья хлестали по бортам. Так он медленно пробирался по кочкам во мгле, пока не взошло солнце. Помню, один раз всем пришлось выйти, чтобы автобус мог въехать на невысокий холм. Пассажиры молчали, их лица были напряженными и испуганными. Они понимали, что все еще не покинули окрестностей города, а значит, опасность где-то рядом. Потом все снова расселись по местам, и через час водитель высадил нас у старого моста.
Мы заплатили за проезд и пошли по ржавому металлическому настилу. На мост заходили с осторожностью – не более чем по двое сразу. Впереди ждал долгий путь: мы шли целый день к остановке, на которую на следующее утро должен был прибыть другой автобус. Только таким образом можно было покинуть Фритаун. Все другие направления контролировали боевики и солдаты, поставленные новым правительством. Они запрещали гражданским покидать город и нередко расстреливали беженцев.
На станции собралось человек тридцать. Все расселись на земле и приготовились коротать ночь. Никто не переговаривался; люди вели себя тихо, потому что понимали: весь этот ужас еще не окончился. Родители нашептывали что-то на ухо детям, боясь говорить вслух. Кто-то уставился в землю, кто-то играл с камешками. Ветер доносил звуки отдаленных выстрелов. Я сидел на краю канавы и жевал сухой рис – небольшой его запас имелся у меня в пакете. Когда же прекратится мое бесконечное бегство от войны? Что будет, если автобус завтра не придет?
Об этом способе покинуть город рассказал мне сосед. Он уверял, что это единственный возможный путь. Пока обстоятельства складывались благополучно, но на душе у меня было неспокойно, потому что я знал, как быстро все меняется в военное время.
Я убрал рис в сумку и прошел по дороге в поисках места для ночлега. Некоторые люди спали прямо под кустами рядом с остановкой. Так они сразу услышат рев мотора и точно не пропустят автобус. Чуть дальше еще несколько человек расчищали себе площадку под сплетенными ветвями сливовых деревьев. Они сгребли в сторону сухую листву, а свежую собрали в кучки, послужившие своего рода подголовниками. Один мужчина сделал себе веник из веток и активно орудовал им. Я перепрыгнул через канаву, сел, прислонившись к дереву, и просидел так почти всю ночь, думая о дяде, родителях, братьях, друзьях. Почему все вокруг умирают, а я остаюсь в живых? Чтобы перестать злиться на судьбу, я некоторое время ходил взад-вперед по тропинке.
Утром все встали, отряхнулись, некоторые даже умылись росой. Мужчины стряхнули ее с листьев и тщательно протерли ею лица и головы. В томительном ожидании прошло несколько утренних часов, и вот наконец мы услышали где-то вдалеке шум мотора. Уверенности, что это именно наш транспорт, не было, поэтому все подхватили сумки и спрятались в кустах на обочине. Гул приближался, и вот уже показался автобус. Люди повыскакивали на дорогу и стали махать, пока он не остановился. Пассажиры быстро загрузились в него, и водитель тут же нажал на газ. Кондуктор ходил по проходу и собирал плату. Я заплатил полцены, потому что был моложее восемнадцати лет, но «половина билета» в тот момент стоила дороже, чем полная его стоимость в мирное время. Я смотрел в окно на проплывавшие мимо деревья.
Вдруг автобус замедлил ход, а вместо деревьев в окне показались солдаты со здоровенными автоматами, наставленными на нас. Пассажирам приказали выйти, мы прошли мимо сооруженных поперек дороги заграждений. Я огляделся и увидел в кустах много вооруженных людей с полуавтоматическими пулеметами и гранатометами. Я так пристально рассматривал их, что чуть не столкнулся лоб в лоб с военным, который шел к автобусу. Он глянул на меня налитыми кровью глазами. В них я прочитал угрозу: «Я могу прикончить тебя, и ничего мне за это не будет». Я хорошо знал этот взгляд.
Автобус обыскали, но что хотели найти, никто из нас не понял. Через несколько минут мы снова расселись по местам. Машина плавно тронулась вперед, я проводил взглядом баррикаду и вспомнил, как брал приступом такие заграждения. Пришлось срочно прогнать мимолетное воспоминание, чтобы не погружаться глубоко в прошлое. Такого рода контрольных пунктов на пути было много, и везде солдаты вели себя по-разному. Некоторые требовали денег даже с тех пассажиров, у которых документы были в порядке. Если откажешься платить, тебя могут отправить обратно в город. Те, у кого не было средств, оставляли на этих КПП украшения, часы и любое ценное имущество. Всякий раз, как начиналась очередная проверка, я читал про себя молитвы, которые, я надеялся, должны помочь мне преодолеть все испытания.
