Александр Бабореко - Бунин. Жизнеописание
Ходил перед отъездом к Рогулину, записывать его сказки…»
Вера Николаевна Муромцева писала Юлию Алексеевичу 9 июля 1912 года:
«Скоро неделя, как мы в Клеевке… Удивительно легкие и внимательные люди. Марья Павловна только и думает, как бы всякому сделать приятное. Про себя могу сказать, что я чувствую себя как дома, — нет, даже лучше, ибо здесь нет домашних неприятностей. Мы все занимаемся, и довольно много. Местность здесь тем хороша, что после какого угодно дождя можно гулять без страха увязнуть. Местность холмисто-лесистая, есть и озера. Имение очень благоустроенное, чувствуется, что хозяева культурные люди. Да и сами мужики чище, лица определеннее наших. Есть и особая поэзия этого края: в саду живет семейство аиста, коров сзывают рожком, чувствуется Германия даже в самых строениях, крышах, которые с первого взгляда похожи на черепичные, только из более мелких деревянных кусочков. Коля собирается покупать здесь пять десятин и строиться…
В Москве мы пробыли дня четыре… Ян успел повенчать Олю Шарвину-Муромцеву с Родионовым, они с Митюшкой (Дмитрием Пушешниковым. — А. Б.) были шаферами» [579]. Ольга Сергеевна Шарвина-Муромцева — двоюродная сестра Веры Николаевны. Николай Сергеевич Родионов — впоследствии известный исследователь творчества Толстого. О Родионове В. Н. Муромцева-Бунина писала 17 октября 1960 года, получив от меня известие о его смерти:
«До сих пор я не примирилась с уходом от нас Николая Сергеевича… Я очень ценила переписку с ним, всегда рада была получить от него весточку, — ведь с 11 года мы были в дружески родственных отношениях; и после такого срока разлуки оказались по-прежнему близки. Я особенно ценю это и до конца дней своих сохраню это в своем сердце».
В Клеевке Бунин работал над корректурой сборника «Суходол» для «Книгоиздательства писателей в Москве». Позднее, будучи в Москве, читала корректуру и Вера Николаевна. Бунин не сразу нашел название книги, спрашивал Нилуса: «Почти набран том моих новых рассказов. Как его озаглавить? В нем все только о Руси — о мужиках да „господах“. „Смерть“, „Крик“ оставил для другого тома, если Бог даст его. Как озаглавить? Придумай. „Русь“? „Наша душа“? Или просто — „Повести и рассказы“»? [580] 12 августа он сообщил Нилусу, что книгу назвал: «„Суходол“. Повести и рассказы 1911–1912 гг.». Она вышла в сентябре. За лето Бунин не написал ни одного рассказа, зато написал много стихотворений, почти все те, что вошли в книгу «Иоанн Рыдалец».
Клеевка очень понравилась Бунину — и ее типично белорусский пейзаж, и население. «Население, — писал А. С. Черемнов И. С. Шмелеву 1 июля 1914 года, — типично русское, и И. А. Бунин нашел в нем даже древнекиевские черты (веселие пити, умыкание девиц, порчу снох и житие звериным обычаем)» [581].
Сам Бунин писал Горькому, объясняя, почему он «засиделся» в Клеевке: «Тишина… здесь изумительная — жаль расставаться с ней. И деревни не те, что у нас, и лица лучше: недавно встретил мужика в лесу — настоящий Олег! А ведь по Питерам ходят» [582].
«Жить здесь очень приятно, — писал Бунин Нилусу 13 июля 1912 года. — Край оригинальный — холмистый, лесистый, пустынный, редкие маленькие поселки среди лесов, хлебов мало» [583].
Для Бунина, большого мастера пейзажа, это было необыкновенно интересно, эти новые впечатления, — рос он в орловской деревне, по собственному признанию, «в чистом поле… Великий простор, без всяких преград и границ, окружал меня… Только поле да небо видел я» [584].
И люди здесь оказались не такими, как те, среди которых он вырос и жил, каких он изобразил в «Деревне» и во многих своих рассказах. В здешних крестьянах, в их быту он не нашел той темноты и дикости, на которые с избытком нагляделся на Орловщине.
Крестьян, как говорил Бунин — «совершеннейших аристократов», умных, талантливых, он наблюдал и в его родных местах — в орловских деревнях. В Осиновых Дворах он однажды восхищался мужиком с ласково-лучистым взором, который напоминал своим видом профессора; «другой поразил, — писал он, — XVI век, Борис Годунов». На Прилепах один крестьянин казался ему «великим удельным князем» — умный, с «чудесной доброй улыбкой. Вот кем Русь-то строилась», — пишет Бунин в дневнике [585].
Но все же в массе своей обитатели этих деревень производили на него впечатление менее выгодное, чем крестьяне Витебской губернии.
Бунин говорил корреспонденту «Московской газеты» (1912, № 217, 22 октября) о Витебской губернии:
«Огромный лесной край, чрезвычайно любопытный в бытовом отношении. Мне пришлось очень много ходить пешком, вступать в непосредственное соприкосновение с местными крестьянами, присматриваться к их нравам, изучать их язык. Причем я сделал ряд интересных наблюдений. У крестьян этой полосы, по моему мнению, в наиболее чистом виде сохранились неиспорченные черты славянской расы. В них видна порода. Да и живут они хорошо, далеко не в тех ужасных некультурных условиях, как наш мужик в средней России».
Жизнь крестьян здешнего края не была столь неподвижной, отъединенной от всего мира, как в степных деревнях Центральной России.
И в прошлом народу, обитавшему на западной окраине Руси, — где не было татаро-монгольского ига, — на путях, по которым не однажды передвигались иноземные завоеватели, приходилось переживать немало всякого рода исторических потрясений и перемен — бороться за независимость, изгонять со своей земли врага — полчища Великого княжества Литовского и Речи Посполитой, под власть которых Себеж в разное время подпадал.
Бунин быстро схватывал и уяснял особенности края и народные черты, то, что он определял словами — «душа народа». Русских, украинцев, по селам которых он много путешествовал, наблюдал еще в юные годы. Стремился он постигнуть душу и белорусского народа. Бывал в домах крестьян Себежского уезда, ездил по примечательным местам, восхищался природой. 12 августа 1912 года он отметил в дневнике:
«Девятого ходили перед вечером, после дождя, в лес. Бор от дождя стал лохматый, мох на соснах разбух, местами висит, как волосы, местами бледно-зеленый, местами коралловый. К верхушкам сосны краснеют стволами, — точно озаренные предвечерним солнцем (которого на самом деле нет). Молодые сосенки прелестного болотно-зеленого цвета, а самые маленькие — точно паникадила в кисее с блестками (капли дождя). Бронзовые, спаленные солнцем веточки на земле. Калина. Фиолетовый вереск. Черная ольха. Туманно-синие ягоды на можжевельнике.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
