Наталья Бондарчук - Единственные дни

Пушкин – общий и сокровенный. Любовь народная и любовь каждого сердца.

Обо всем этом думаю вечером девятого февраля, когда жить поэту остается несколько часов. От ветра и непогоды памятник закрыт стеклом.

– Вот увидите – завтра будет снег, – неожиданно предрекла Любовь Владимировна. – Всегда в этот день выпадает снег.

Отец Макарий пригласил нас в иконную лавку и одарил подарками. Вручил мне песнопения Святогорского монастыря, старинный крестик и небольшое изображение главной святыни монастыря – иконы Богородицы Одигитрии. А еще через несколько минут мы увидели ее воочию. Шла вечерняя служба, отец Макарий указал на большую икону в серебряном окладе и тихо пояснил: «Эта чудотворная икона сама явилась более четырехсот лет назад и чудом уцелела».

Придя домой, я зажгла свечку перед изображением чудотворной иконы и перед портретом Пушкина.

А наутро выпал снег.

Наступило десятое февраля – день памяти поэта, день ухода его из жизни.

Самое грандиозное свидетельство о таинстве перехода Пушкина в иной мир оставил Василий Андреевич Жуковский:

«Когда все ушли, я сел перед ним и долго один смотрел ему в лицо… Оно было так ново для меня и в то же время так значительно!.. Какая-то глубокая, удивительная мысль на нем развивалась, что-то похожее на видение, на какое-то полное, глубокое, удовлетворенное знание».

А ведь это был день рождения самого Жуковского…

Я снова поехала в Святогорский монастырь. Отец Макарий вел литургию. Было много народу. Потом мы страстно говорили о культуре, о ее противостоянии массовому безобразию, словно давая присягу верности Александру Сергеевичу.

Поздно вечером добралась я до Петергофа. По окнам гостиницы, где виднелись развешанные костюмы, поняла, что группа вся собралась. Теперь нас девять человек. Все рады друг другу. В последний раз виделись в Керчи. Наш гример Инна Горбунова добиралась из Ялты, оператор Владимир Ронгайнен – из Иркутска, остальные – из Москвы.

И вот в Петергофе заседает небольшая группа заговорщиков и планирует завтрашнюю съемку. Зимний световой день короткий, поэтому необходимо учитывать каждую минуту. Татьяна Филатова провела эти дни в холодной конюшне, где упорно красила и переделывала карету. Успела.

Рано утром 11 февраля отправилась на съемочную площадку. Подъехал наш микроавтобус, и я наконец-то обняла своего дорогого друга Сергея Никоненко. Он, как всегда, был бодр и деятелен. Бывают люди, с которыми роднишься навсегда – мы ведь герасимовцы.

Вечером смотрительница Тригорского Римма Валентиновна Бурченкова пригласила женщин в баню. Отказаться от удовольствия побывать в тригорской баньке невозможно. И вот мы, взяв фонарики, решились идти напрямки через поле в соседнюю с нами усадьбу. Морозец был крепкий, небо мерцало звездами, в лесу кто-то выл…

– Говорят, здесь до сих пор волки водятся? – осторожно начала тему Татьяна.

Я тоже подлила масла в огонь:

– Да отчего же им здесь и не быть? Заповедник – он всех охраняет. Мы же видели здесь зайцев, значит, и лисы, и волки есть. Здесь где-то памятник зайцу поставлен, который Пушкина остановил от самовольной поездки в Петербург… в дни восстания.

– Давайте побыстрее пойдем, – предложила Татьяна, – пока нам самим памятников не поставили.

Мы ускорили наши передвижения, утопая в снегу, похрустывая корочками льда. Навстречу нам уже спешил хозяин усадьбы Константин Бурченков:

– Что это вы через поле, здесь же дорога есть?

– Да мы напрямки. А правда, что здесь волки водятся? – поинтересовалась Татьяна.

– Безусловно – здесь есть всё, что при Пушкине было… И белки, и лисы, горностай, еноты и волки частенько пробегают. Вот медведей уже нет, года полтора назад где-то недалеко от устья Сороти был убит последний. А волков можно часто услышать, как они на луну воют.

– Да-да, мы слышали… – подтвердила Татьяна.

И вот мы в бане. Пахнет березовыми вениками и дровами…

– Располагайтесь, а после бани прошу к нам чай пить, – предложил Константин.

В доме смотрительницы Риммы за нами ухаживала ее дочь – Татьяна. Я обратила внимание на ее тонкие черты лица и оленьи глаза.

– «Итак, она звалась Татьяной…». А не хотела бы ты у нас в фильме участвовать? – предложила я девушке.

Та засмущалась, но согласилась. Итак, в баньке нас помыли, чайком угостили, да и царевну тригорскую мы с собой прихватили. Обратно опять шли прямиком и после наливки никаких волков не боялись.

Наутро, четырнадцатого февраля, мы ещё ближе познакомились с Риммой Валентиновной – хранительницей Тригорского.

Она помогала нам во всём, в том числе выстраивать пространство для нашего фильма. На улице я увидела людей с цветами, они приехали отпраздновать день рождения Семена Степановича Гейченко, который похоронен в Тригорском. Вот так и еще одна дата совпала.

Два чувства близки нам,В них обретает сердце пищу —Любовь к родному пепелищу,Любовь к отеческим гробам.

Вечером долго не могла уснуть. Одна за другой всплывали в сознании увиденные детали обихода Тригорской усадьбы – серебряный самовар, искусно сделанная клетка с поющим механическим соловьем. Вспомнила серебряный умывальник в небольшой нише с зеркалом и вешалкой с полотенцем. Вот они – реальные вещи для Никиты Козлова и Пушкина. Тут же родилась сценка умывания барина. К утру две сцены были изменены, а одна полностью явилась в Тригорском.

Начали снимать со стороны пруда. Тургенев и Маша не спеша шли по горбатому мостику, перекинутому через пруд. Шли – поклониться месту, где творил Пушкин.

Вглядываясь в удаляющиеся фигуры, я почувствовала, что этот эпизод и в монтаже будущего фильма должен иметь свое неспешное пространство, а над всем этим будет звучать голос самого Пушкина, как у Пастернака:

Был всеми ощутим физическиСпокойный голос чей-то рядом.То прежний голос мой провидческийЗвучал, не тронутый распадом.

Так и будет в фильме: поляна с крылатой мельницей, мостик, занесенный снегом, михайловские рощи…

В разны годыПод вашу сень,Михайловские рощи,Являлся я…

Будет как бы постепенное приближение к живому Пушкину, через реалии усадьбы и дома поэта.

Тургенев и Маша прошли мимо баньки к дому, поднялись на крыльцо.

Господский дом уединенный,Горой от ветров огражденный,Стоял над речкою…

Итак, мы снова в гостях у Прасковьи Александровны Осиповой. Любовь Владимировна Козмина уже облачилась в зеленое платье и сразу преобразилась в женщину XIX века. Нашлись и те, кто увидел в ней сходство с хозяйкой Тригорского. А пока нашим актрисам делают прически, мы с оператором выстраиваем кадр явления Пушкина. По нашей задумке в дверном проеме Осиповой видится живой Пушкин, он бросает ей цветок, ее руки тянутся к цветку, но он тает, а место, где видела она Пушкина, пусто.