Александр Боханов - Павел I

Очередной матримониальный замысел Екатерины был связан с внучкой Александрой Павловной (1783–1801), которую она вознамерилась выдать замуж за молодого Шведского Короля Густава IV Адольфа (1778–1837).[77] Он только в начале 1796 года вступил на Престол, а в августе вместе со своим дядей-регентом, герцогом Карлом Зюдерманладским, прибыл в Петербург просить руки внучки Царицы, Великой княжны Александры Павловны. Бабушку совершенно не смущало, что её внучке в июле 1796 года исполнилось только тринадцать лет!

Эта партия была желанна Екатерине II; она фактически являлась ее инициатором. Она видела в брачном союзе определенный политический смысл: женитьба Короля на русской Великой княжне должна была способствовать складыванию союзнических отношений между Россией и Швецией. После смерти Австрийского Императора Иосифа II у Екатерины не осталось больше в Европе «друзей-союзников».

Густава принимали с необычайным радушием; на внимание и затраты не скупились. Однако получилось все совсем не так, как предполагала Императрица. В последний момент Король Густав отказался принять условие брачного контракта, позволявшего жене сохранять верность Православию.[78] Случился этот «конфуз» 11 сентября 1793 года в Тронном зале Зимнего Дворца, где все ожидали выхода Короля и объявления помолвки. Шло время, Король не появлялся и, наконец, появился, бледный как полотно. Платон Зубов и сообщил на ухо Императрице, что «всё кончено», «Король уезжает». Впервые за многие годы самообладание изменило Екатерине. Она объявила собравшимся в Тронном зале сановникам и дипломатам, что «Король не здоров» и помолвка откладывается. Ударив тростью приставленного к Королю графа А. И, Моркова (1747–1827), «Екатерина Великая» сорвала мантию и разгневанная удалилась в свои покои.

Это был её личный скандальный провал, списать его на кого-нибудь другого не было никакой возможности; ведь все предварительные переговоры проходили под контролем Платона Зубова, её любимого «Платоши». Ей, «Екатерине Великой», отказали, ей нанес оскорбление какой-то мальчишка! После этого случая в Петербурге возникли предположения, что Императрица «это так не оставит», что война со Швецией «неизбежна».

Екатерина намерения бряцать оружием не проявляла, но настроение у неё в последние недели жизни было самое безрадостное. Преданная ей графиня В. Н. Головина описала вид Императрицы на одном из балов, который давал в Зимнем Дворце вскоре после размолвки с Королем Великий князь Александр Павлович.

«Государыня тоже присутствовала на празднестве, она тоже была вся в черном, что я в первый раз видела.[79] Она носила всегда полу-траур, кроме совершенно исключительных случаев. Ее Величество села рядом со мной; она показалась мне бледной и осунувшейся… Не находите ли Вы, — спросила она меня, — что этот бал похож не столько на праздник, сколько на немецкие похороны? Черные платья и белые перчатки производят на меня такое впечатление».

История не сохранила свидетельства, находились ли Цесаревич и Цесаревна в Тронном зале в момент провала помолвки их старшей дочери; если они даже там и находились, то, как и во всех предыдущих случаях, им уготована была тольхо роль сторонних наблюдателей. Их мнением Екатерина не интересовалась, и ни в какой форме с ними не советовалась. Уместно добавить, что Александра Павловна была выдана замуж уже в эпоху царствования Павла I. В октябре 1799 года она стала женой эрцгерцога Австрийского, палатина Венгерского, сына Императора Леопольда II (1747–1792) Иосифа-Антона (1776–1847). Александра Павловна скончалась от послеродовой горячки в марте 1801 года в Будапеште…

Помимо устройства брачных дел, Екатерину II в последние месяцы жизни чрезвычайно занимала и старая тема — отлучение Павла Петровича от видов на Престол. Она решила наконец-то придать всему этому проекту «законный» вид, Екатерина ознакомила ближайших сановников с намерением назначить наследником Александра, но, к её удивлению, даже среди них нашлись несогласные. Главным оппонентом оказался Александр Андреевич Безбородко (1747–1799).

Выпускник Киевской духовной академии, хитрый и умный малоросс сделал блестящую карьеру при Екатерине II. В 1775 году, по рекомендации фельдмаршала и графа П. А. Румянцева (1725–1796), Безбородко был назначен к Императрице секретарём по принятию прошений на Высочайшее имя. В 1780 году Екатерина привлекла Безбородко к обсуждению вопросов внешней политики. Он был причислен к Коллегии иностранных дел и фактически сменил Никиту Ивановича Панина на этом посту, хотя формально главой внешнеполитического ведомства состоял граф И. А. Остерман (1725–1811); Безбородко же числился только вторым членом Коллегии. В 1786 году Безбородко был введен в состав «Совета при Её Императорском Величестве» и стал одним из самых доверенных лиц.

Уместно заметить, что после смерти Екатерины именно Безбородко передал Императору Павлу бумаги, касающиеся деятельности по отстранению его от Престола, чем и завоевал расположение. Безбородко получил должность государственного канцлера, был возведён в княжеское достоинство и щедро награждён поместьями.

Так вот, на собрании Совета, имевшем место через несколько месяцев после женитьбы Александра Павловича, Безбородко произнёс монолог, который мог стоить карьеры; все ведь знали о желании Императрицы. Он заявил о возможных «худых последствиях» для Отечества подобного решения, так как «вся Россия привыкла почитать Наследником сына Её Величества». Екатерина быстро закрыла дискуссию; единогласия не было, а возражения она слушать не хотела.

Конечно, отдельные голоса несогласных Екатерину никогда бы не остановили; её смущало другое; позиция самого Александра, о чём звучали вопросительные голоса в Совете. В ответ сказать было нечего; ясной определённости не существовало. Она знала, что Александр не раз высказывался критически против «гатчинских порядков», но при этом постоянно бывал в Гатчине, и, как ей не раз передавали, маршировал со всеми прочими на плацу с видимым усердием. Бабушка приписывала эту двойственность «юному характеру» и вознамерилась воздействовать на внука с той стороны, с которой он был воздействию восприимчив. Она обратилась к Аагарпу, «демократические» и «анти-тиранические» настроения которого были хорошо известны.

Позже Лагарп изложил в своих воспоминаниях эту драматическую коллизию, которая стоила ему многих переживаний и закончилась отбытием из России. Как явствует из воспоминаний швейцарца, Екатерина 18 октября 1793 года имела с ним весьма обстоятельную беседу, продолжавшуюся около двух часов. Во время этого разговора вещи своими именами не назывались. Императрица рассуждала как бы на отвлеченную тему о «благе государства», а Лагарп, прекрасно понимавший подноготную, изо всех сил изображал, что он не понимает самого главного, что так заботило повелительницу России. Он не питал никакого расположения к Павлу, знал и о том, что Павел его ненавидит, но все-таки человеческая порядочность не позволила Лагарпу втянуть себя в это грязное дело. В подготовке государственного переворота он не хотел участвовать, хотя и называл Павла Петровича «новым Тиберием»[80].