Дебора Макдональд - Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев

Его письма к ней не сохранились в исторических документах, но даже в ее захватывающей дыхание их оценке эхом отзываются его опасения. Она отметала в сторону его слова о том, как неудобно с точки зрения общества выглядят их отношения, и уверяла его, что знает о рисках и позоре больше, чем он, что она готова ко всему. Она не допускала и мысли, что он может быть не очень-то готов, и сосредоточивалась только на его заверениях в любви.

Мура придумала план. Даже если они пока не могут соединиться навсегда, могут встретиться на короткое время – их встреча в Стокгольме, о которой шли разговоры несколько месяцев назад и которая постоянно откладывалась, могла бы стать коротким свиданием, подтверждением их любви перед воссоединением навсегда в Англии. Мура придумала, как получить визы через шведское консульство и дипломатические связи Локарта в Гельсингфорсе и Стокгольме.

Шли недели, и Мура начала претворять свой план в жизнь, поджидая возможность сделать свой ход. В это же время она предложила, что может поехать в Эстонию, чтобы начать свой бракоразводный процесс – чрезвычайно рискованное предприятие с учетом войны за независимость, которая яростно велась недалеко от Йенделя и Ревеля, не говоря уже о ее репутации шпионки в некоторых кругах. Самое безопасное, рассуждала она, будет ехать через Финляндию и совершить из Гельсингфорса в Ревель небольшое плавание по морю[438].

Этот план был отложен в феврале, когда она узнала, что Локарт был болен и теперь нуждается в операции на хряще носа. Он написал ей письмо, жалуясь на усталость и подорванное здоровье. Состояние его здоровья сильно беспокоило ее – не столько мысль о его страданиях, сколько о том, что жена может вернуть его себе, ухаживая за ним до выздоровления (после перенесенного им гриппа ее мучил сон, в котором Локарт говорил ей, что бросает ее и возвращается к Джин из чувства благодарности)[439]. Ее также беспокоило то, что она не смогла подарить ему желанного сына, и обещала сделать это «целью моей жизни, как что-то, необходимое для твоего счастья»[440].

В ее чувствах начал появляться фатализм, а ее оптимистическая вера уступила более тяжелому, мрачному представлению о будущем. «Я люблю тебя, – уверяла она Локарта, – серьезной, возвышенной любовью, которая сильнее смерти»[441]. Ее слова значили больше, чем просто сказанные для того, чтобы произвести впечатление. Ее окружала смерть – она теряла друзей не только из-за репрессий большевиков, но и из-за болезней и голода. В Петрограде снова разразился сыпной тиф, и к февралю от него умерли несколько ее знакомых. В городе жил постоянный страх того, что финны, граница с которыми находилась лишь в нескольких километрах, вторгнутся в него. «О, Малыш, – писала она, – чего я бы только не отдала за то, чтобы ты был здесь, со мной, обнимал меня, утешал и помогал забыть весь этот кошмар»[442].

Накануне своего дня рождения Мура получила самый лучший из всех возможных подарков – письмо от Локарта, в котором он спрашивал, состоится ли их встреча. «Мой милый Малыш, – ответила она, – конечно, я приеду… быть может, через неделю или десять дней, считая от сегодняшнего дня, я буду в твоих объятьях. Мой любимый и самый дорогой, какое счастье, какая радость это будет!»[443]

Сам день ее рождения был горькой радостью. Прошел ровно год с вечеринки в ее собственной квартире, на которой присутствовали все ее мужчины – Локарт, Кроуми и Гарстин, – когда на столе была икра, блины и водка. Теперь же – отруби с овсом в пронзительно холодной квартире и грустное письмо от матери Гарстино, которая знала, каким другом была Мура для ее мальчика. В ее жизни появились новые люди, но они казались несущественными – даже благородный, вызывающий восхищение Горький был чуть более чем работодатель. Фрейзер Хант, журналист «Чикаго трибюн» и восторженный почитатель Горького, подарил ей книгу Уолта Уитмена «Листья травы» («как следует молодому американскому демократу»), и был еще шоколад и вино от Фолмера Нансена – руководителя датского Красного Креста, который тоже привозил ей письмо от Локарта и шутил, что он почтальон любви[444].

Ей исполнилось 27 лет, но она чувствовала себя гораздо старше.

Все затмевала перспектива быть с любимым Локартом во плоти. Это должно было скоро случиться – невыносимо, невероятно и, к счастью, скоро. Она верила, что их любовь не похожа ни на чью другую – она больше и сильнее, чем «не выразимая словами страстная любовь» Уолта Уитмена, его «рыдающая мелодия жизни»[445]. Встреча должна состояться и состоится.

Суббота 12 апреля 1919 г., Гельсингфорс, Финляндия

Гостиница «Фенния» считалась одной из лучших в городе. Она величественно возвышалась над широким бульваром, прилегавшим к железнодорожному вокзалу, и должна была обещать роскошь и комфорт. Но Финляндия пострадала от своей гражданской войны точно так же, как и Россия, а состояние Муры уже давно иссякло. Ее комната была крошечной и ужасной; в ней не было ванны, а кровать кишела клопами[446]. В каком-то смысле это было превосходное место, чтобы обдумать свое положение.

Встреча после долгой разлуки не состоялась[447].

Мура уехала из России в Финляндию – пересекла границу и оказалась, в сущности, на вражеской территории. Приехав в Гельсингфорс, она оказалась в ловушке. Чтобы попасть к Локарту в Стокгольм, ей была нужна шведская виза. Но шведы в Гельсингфорсе, несмотря на то что у нее и Локарта были хорошие отношения с представителем Швеции в России Аскером, не давали ей ее без британской визы. Локарт должен был послать телеграмму своему другу в консульстве (либо в Гельсингфорсе, либо в Христиании[448], неясно), чтобы все устроить. План, который Мура разработала во всех деталях, должен был четко сработать, и она должна была получить возможность попасть в Швецию и упасть в объятия Локарта. Чтобы снова почувствовать его согревающее и утешающее присутствие, увидеть его дорогое лицо, спланировать следующий этап бюрократической игры, которая позволит им навсегда быть вместе.

Но с визой ничего не получилось. Но не только это: она выяснила, что Локарт и не ждал ее по ту сторону границы в Стокгольме. Вместо него ее ждала телеграмма. Он снова заболел. Он не мог отправиться в дорогу. Он настаивал, как и раньше, чтобы она бросила все и ехала прямо в Англию.

Вопрос о сопротивлении искушению не стоял: даже если бы она могла бросить свою мать и всякую перспективу увидеть детей вновь, она не могла проехать через Швецию без этой визы. А теперь финны оказывали на нее давление, чтобы заставить уехать назад в Россию.