Алиса в русском зазеркалье. Последняя императрица России: взгляд из современности - Павел Валерьевич Басинский
Анна Вырубова, которая – вы совершенно правы! – лучше других понимала состояние Александры, писала в своих воспоминаниях:
”Она страдала и была больна, а о ней говорили, что она холодная, гордая и неприветливая, такой она оставалась в глазах придворного и петербургского света даже тогда, когда все узнали о ее горе.
Но стоп! Что значит – «когда все узнали о ее горе»? Кто узнал и когда?
Глава десятая
Беловежское чудо
Что? Где? Когда?
ПБ: Когда во Дворе узнали о болезни наследника? И когда это стало известно в России и во всем мире?
КБ: Царский двор – широкое понятие. Придворные доктора точно знали о состоянии наследника, но по должности хранили врачебную тайну. Знали няня цесаревича Мария Вишнякова и приставленный к нему чуть позже «дядька» – матрос с яхты «Штандарт» Андрей Деревенько. (По иронии судьбы почти такая же фамилия – Деревенко была у личного врача цесаревича.) Скорее всего, знала и Анна Вырубова. Через нее с 1907 года передавались просьбы к Распутину «помолиться о маленьком».
Но остальные придворные и даже близкие родственники ни о чем не догадывались.
ПБ: Как это было возможно?! Шила в мешке не утаишь. Мальчика много кто мог видеть – из придворных, из министров, приезжавших к царю с докладами, из родственников, из ветеранов войны, посещавших Царское Село в составе делегаций. Да кто угодно! Его же не прятали от посторонних глаз?
КБ: Когда маленького цесаревича показывали кому-то из министров или другим посетителям – он выглядел здоровым и был очарователен. С полутора лет он с отцом даже принимал участие в военных парадах. Николай с гордостью отмечал это в дневнике:
”1905 год. 3-го декабря. Суббота. В 10 ½ поехал с Мишей (братом. – К. Б.) к Большому дворцу; на площадке произошел блестящий смотр Преображенцам. Алике взяла с собою маленького Алексея, который в первый раз присутствовал на параде.
1906 год. 14-го января. Суббота. Утром была метель, поэтому смотр атаманцам состоялся в экзерциргаузе (здание, где происходило строевое обучение солдат в холодную погоду. – К. Б.) в пешем строю. Они представились молодцами. Все дети присутствовали с Алике в ложе. Обносил маленького Атамана (цесаревич носил звание Атамана всех казачьих войск с 1904 года. – К. Б.) мимо Фронта, он себя вел отлично.
Всем – военным, госслужащим, придворным дамам, учителям и даже родственникам – демонстрировали здорового, активного, смышленого ребенка. Но те, кто ежедневно общался с императорской семьей, замечали, что розовощекий малыш куда-то пропадал на недели. И как императрица выглядела обеспокоенной, а великие княжны становились серьезнее и грустнее. В эти дни Алиса не могла вникать во все детали жизни дочерей и все меньше интересовалась их учебой. Это тоже замечали учителя и обсуждали между собой, даже ставили ей это в упрек, не зная истинного положения вещей. Никто не мог предположить, что такой прекрасный мальчик с большими серыми глазами так уязвим перед пустяковыми детскими ушибами. Пьер Жильяр так описывал первые встречи с наследником и жизнь при Дворе в 1905–1909 годы:
”Цесаревич был в то время самым дивным ребенком, о каком только можно мечтать, со своими чудными белокурыми кудрями и большими серо-голубыми глазами, оттененными длинными загнутыми ресницами. У него был свежий и розовый цвет лица здорового ребенка, и когда он улыбался, на его круглых щечках вырисовывались две ямочки. Когда я подошел к нему, он посмотрел на меня серьезно и застенчиво и лишь с большим трудом решился протянуть мне свою маленькую ручку. Во время этой первой встречи я несколько раз видел, как Императрица прижимала Цесаревича к себе нежным жестом матери, которая как будто всегда дрожит за жизнь своего ребенка; но у нее эта ласка и сопровождавший ее взгляд обнаруживали так ясно и так сильно скрытое беспокойство, что я был уже тогда поражен этим.
В последующие годы я все чаще имел случай видать Алексея Николаевича, который убегал от своего матроса и прибегал в классную своих сестер, куда за ним тотчас приходили. Иногда, однако, эти посещения внезапно прекращались, и в течение довольно долгого времени его не бывало видно. Каждый раз такие отсутствия вызывали у всех обитателей дворца глубоко подавленное настроение, и мои ученицы тщетно старались скрыть свою печаль. Когда я задавал им вопросы, они старались на них не отвечать и говорили уклончиво, что Алексей Николаевич недомогает (здесь и далее выделено мною. – К Б.). С другой стороны, я знал, что он подвержен болезни, о которой говорили иносказательно и сущность которой никто не в состоянии был мне объяснить.
Примерно такое же представление о происходящем было у остальных членов Двора. Детям свойственно болеть. Помните, в дневниках Софьи Андреевны Толстой постоянно встречаются записи, что болеет то один, то другой ребенок… То температура, то понос… Поэтому особой тревоги по поводу частых «выпадений» цесаревича из общей жизни дворца у окружения не было. Настоящее положение дел держалось в секрете даже от вдовствующей императрицы Марии Федоровны.
ПБ: Поразительно! То есть о гемофилии Алексея не знала даже его родная бабушка?
КБ: Выходит так.
”И она (императрица. – К. Б.), и император скрывали от всех свои тревоги, надеясь, что произошла какая-то ошибка. Между приступами болезни Алексей Николаевич был совершенно здоров и жизнерадостен, сами же приступы возникали лишь после того, когда ребенок причинял себе ушибы резкими и неосторожными движениями. И императрица всегда надеялась, что в промежутках между этими недомоганиями Господь сотворит чудо. Однажды в течение целых двух лет не было ни единого кровоизлияния.
(Софья Буксгевден. «Жизнь и трагедия Александры Федоровны…»)
ПБ: Интересный момент! Мне кажется, несчастная мать не только от других скрывала ужас своего положения. Она и себя пыталась убедить в том, что все не так страшно, что это пройдет и все наладится. А если все пройдет и наладится, то зачем об этом раньше времени сообщать другим? Ведь тогда уже наступит ужас-ужас! Она как бы затаилась со своим горем, мистически боялась выпустить правду на всеобщее обозрение. Об этом замечательно пишет Роберт Масси:
”Государыня так долго ожидала и так горячо молила Бога даровать ей сына, что известие о болезни наследника поразило ее как гром среди ясного неба. С той поры для императрицы началась беспросветная жизнь, уготованная всем матерям, чьи дети поражены этим недугом. Видеть, какие мучения
