Пять лет рядом с президентом - Виктор Николаевич Ярошенко
После короткой протокольной встречи я собирался уже уехать в торгпредство, но остановился в баре отеля, чтобы передохнуть после дорожной суеты и выпить чашку кофе.
Через пару минут на меня выскочил откуда-то из-за угла, как черт из табакерки, но с неизменной папкой в руках великий комбинатор Борис Абрамович Березовский. За ним тянулся шлейф из любопытных журналистов, которые на ходу его фотографировали и пытались взять интервью: что он здесь делает?
Борис Абрамович не был членом официальной российской делегации, по-моему, его вычеркнул сам Путин. Свободных мест в отеле «Бристоль», естественно, уже не было. Но чтобы быть поближе к министрам и администрации президента, всем казаться «серым кардиналом», он за огромные деньги переселил кого-то из постояльцев «Бристоля» в еще более дорогой отель с доплатой. Сам же вселился в его небольшой номер, чтобы по десять раз в день мелькать перед изумленной публикой.
Пролетая мимо меня, он произнес так, чтобы услышали знавшие меня местные корреспонденты российских изданий:
– Нам обязательно надо переговорить, обязательно!
Зная его фокусы, театральность и склонность блефовать, я с улыбкой кивнул головой:
– Непременно, Борис Абрамович! Непременно!
Березовский нырнул в огромный черный лимузин и помчался дальше «руководить визитом президента».
Впервые я увидел Березовского и познакомился с ним несколько лет назад в приемной Коржакова, к которому зашел после встречи с Ельциным. Он метался по приемной и звонил с «вертушки» секретаря, говоря всем на том конце провода, что он страшно опаздывает – его задерживают в Кремле то Ельцин, то Коржаков.
Стоило Борису Абрамовичу проникнуть за внешний периметр охраны Кремля, как он без приглашения оказывался в приемных покоях кремлевских небожителей. А дальше дело техники, его было уже не остановить.
Он высиживал там часами, ожидая и выклянчивая неназначенного приема, пользовался кремлевскими телефонами секретарей, чтобы отменить, назначить или перенести встречу, так как его якобы задерживают на совещании в Кремле.
Как говорят в народе, мог проникнуть в любую приемную «без мыла». Странно, что Петр Авен, издавая книгу «Эпоха Березовского», чуть ли не гордится тесными связями с этим аферистом.
Увидев меня, Березовский подошел и поздоровался первым:
– Вы, кажется, Ярошенко?
– Да. А вы, кажется, Березовский.
– Да.
Минуту поговорили ни о чем, хотя он и припомнил мне, что, будучи министром, я отказался выдать ему лицензию на экспорт «Жигулей», понимая, что это обычная финансовая махинация. Сам он ко мне не приходил, но постоянно засылал гонцов. Потом кто-то ему такую лицензию все-таки выдал, и «экспортные» «ВАЗы» втридорога пошли на… внутренний рынок. Обычная ловкость рук.
Когда от Коржакова кто-то вышел, и он остановился в дверях, провожая посетителя, к нему ринулся Березовский:
– Саша, меня пытались взорвать…
Увидев меня, Коржаков кивнул головой:
– Заходите.
Я показал глазами на Березовского – а этот?
– А, – раздраженно, но достаточно тихо сказал Коржаков, – этот подождет, достал… Волк в овечьей шкуре.
В 2000 году, покидая Государственную думу, Березовский попросил слова и сказал:
– В чем различие между англичанином и евреем? Англичанин уходит не прощаясь, а еврей прощается, но не уходит. Я хочу сказать, что евреи в России вежливые и обязательные.
Тогда я подумал, что лучше бы он родился англичанином.
Владимир Кожин
Как только заграничная недвижимость МВЭС во всех странах была «приватизирована» Управлением делами президента, началась активная работа по освоению бюджета.
Можно привести пример по одной Франции, а потом затраты, ущерб и откаты умножить на 120, по числу стран, в которых была «эффективно помыта» российская недвижимость.
Несмотря на то что со стороны нашего торгпредства не было такой заявки, явочным порядком во Францию прибыла лихая бригада ремонтников, направленная управляющим делами президента Владимиром Кожиным, для очистки фасада здания торгпредства. Фасад находился в хорошем состоянии – со стороны мэрии Парижа и XVI округа не было ни одного замечания или предписания, хотя они очень внимательно следят за внешним обликом города.
Напротив, мы подавали заявку на ремонт жилого фонда торгпредства, который давно находился в плачевном состоянии. Но на ремонте жилого фонда много не заработаешь, а вот реставрация – это совсем другое дело – любимое занятие коррупционеров.
Поскольку Управделами президента чудесным образом взяло на свой баланс всю российскую загрансобственность, то мы оказались в положении бесправного арендатора собственной недвижимости.
Представлял интересы Кожина во Франции человек по фамилии Махров («Сан Саныч», как мы его называли по простоте душевной), чьи «художества» мы хорошо знали по его работе завхозом в нашем торгпредстве.
И вот началась… Вокруг торгпредства возвели хлипкие леса, и стали беспощадно, вопреки всем местным законам и правилам, всухую пескоструить добротный каменный фасад здания.
Строительные леса не имели обязательных по местным законам поручней, и я каждый прожитый день благодарил Бога за то, что никто из не вполне трезвых рабочих после обеда не свалился на каменную мостовую. Леса не были закрыты обязательной при таких работах пленкой, и облака едкой, очень тонкой пыли накрыли весь квартал. Было жаркое лето, обитатели нашего квартала не могли открывать окон и задыхались в своих квартирах.
При очистке фасада использовались запрещенные во Франции кондовые технологии сухой пескоструйной очистки камня без добавления специальной водяной смеси, что и вызвало настоящую экологическую катастрофу районного масштаба. Как назло, погода стояла хорошая, сухая. Облака мельчайшей абразивной пыли накрывали весь квартал, пыль проникала во все щели и квартиры – посуду, одежду, обувь.
Каждый день возмущенные французы, по привычке полагая, что именно я отвечаю за все, что происходит на территории торгпредства, атаковали меня письмами, звонками, предписаниями. Между тем началась добровольная, но вынужденная эвакуация жителей квартала: чтобы выжить, уезжали кто куда может, но обещали вернуться с адвокатами и судебными исполнителями.
Первый вежливый звонок был от соседа торгпредства (его дом находился через забор от нас) Жискара д’Эстена, потом любезное письмо от его мадам с просьбой спасти их – и так в течение двух кошмарных недель.
Когда «реставрация» была закончена, я отказался подписывать акт приемки работ, т. к. их никогда не заказывал, считал бесполезными и плохо выполненными. А наши соседи в радиусе 500 метров, с которыми у нас всегда были хорошие отношения, возненавидели и прокляли торгпредство, посольство, меня и Россию в целом.
Французам больших денег стоило тогда провести влажную уборку нескольких сотен квартир и вымыть многие тысячи квадратных метров окон. После редкого дождя пыль вообще зацементировалась и стала несмываемой… Жители близлежащих домов обещали, что выставят торгпредству большие счета за эти вынужденные расходы и за моральный ущерб, что могло составить несколько миллионов евро. Но в конце концов всё обошлось, наступила осень, и разгневанные французы поостыли.
Через некоторое время Кожин прилетел во Францию познакомиться со своим хозяйством. В это время я был в Бурже по делам организации очередного авиационного салона; там мы с ним и столкнулись.
В промежутках между салонами в этом аэропорту базируются частные самолеты бизнес-класса, и оказалось, что высокого гостя Кожина уже ожидает самолет на всех парах – надо было смотаться на пару дней в Англию.
А «мотался» управляющий делами президента на самолете бизнес-класса, который ему по дружбе на несколько дней одолжила крупнейшая французская строительная фирма «Буиг».
Следующей жертвой беспощадной «реставрации» через два года, когда я уже ушел с государственной службы, стал загородный особняк торгпредства в городе Монсу по адресу ул. Понтуаз, дом 1, в 30 километрах от Парижа.
В течение почти пятидесяти лет квартиры в этом доме успешно сдавались за умеренную плату в аренду сотрудникам торгпредства и других загранучреждений. В результате арендная плата шла на содержание помещений, а для сотрудников и членов их семей решались социальные вопросы, связанные с использованием отпусков, выходных дней. И это при отсутствии за границей наших домов отдыха, молодежных лагерей и детских садов.
Вне учебы детей было девать некуда. Поэтому во время каникул, выходных и отпусков загородный дом был одновременно своего рода детским садом, молодежным лагерем и домом отдыха, в основном для жен и детей. Мы обязаны были решать социальные вопросы наших сотрудников.
Кроме того, по трудовому законодательству государство обязано было оплачивать во время
