Генрих Айнзидель - Дневник пленного немецкого летчика. Сражаясь на стороне врага. 1942-1948

В то время как Ульбрихт, который, несмотря на свою неотесанность, является умным человеком, с самого начала ответил на все вопросы заявлением, сделанным в советской зоне оккупации, о том, что «Гитлер проиграл в азартные игры восточные территории», нам в Национальном комитете приходится принимать шитые самыми черными нитками исторические конструкции, придуманные польскими шовинистами и фанатами панславизма. (К сожалению для немцев, это исторические факты. Вплоть до Эльбы и даже дальше (например, Вендланд) топонимика большей частью славянского происхождения; славяне на этой территории были частью истреблены, частью онемечены в ходе «Дранг нах Остен» начиная с X в. Так что возвращение исконных славянских земель после 1945 г. – всего лишь частичный реванш славянских стран после столетий немецкой экспансии на Восток. – Ред.)

Мы должны верить в то, что политика, грубейшим образом нарушающая принципы национального самоопределения, при ближайшем рассмотрении является примером верности принципам интересов народов. В то же время мы должны защищать эту политику под прикрытием самых оголтелых националистических и расистских лозунгов и аргументов, полностью фальсифицирующих историю. После того как мы с болью приняли первый аргумент, нам сразу же было предписано безоговорочно и фанатично придерживаться и следующих, если мы не желаем, чтобы нас заподозрили в националистских отклонениях и фашизме. Даже некоторые коммунисты, такие как Циппель, Эммендорфер, Шранди и Клемент, принялись с жаром подстрекать других членов комитета протестовать против этих идиотских статей, с тем чтобы самим немедленно доложить об этих протестных настроениях в НКВД. Бывший унтер-офицер люфтваффе Гранди, который теперь, после репатриации в августе

1945 года, стал редактором центрального органа Коммунистической партии Германии, то ли по забывчивости, то ли из соображений циничной мести оставил после своего отъезда блокнот. В нем были аккуратно записаны фамилии товарищей и процитированы их еретические высказывания. В подобной атмосфере исчезли последние остатки солидарности в рядах Национального комитета. Заявление Ульбрихта о том, что репатриированы будут только антифашисты, поскольку фашистов в стране и так достаточно, в середине лета породило то, что мы назвали «борьбой за обратный билет». Теперь все мы слишком хорошо понимали, что тот, кто позволит себе иметь собственное мнение, будет считаться фашистом.

В первые месяцы после моего возвращения из района Нарева я был слишком раздавлен, чтобы проанализировать ту обстановку критиканства, которая воцарилась против меня. Но постепенно я сумел понять, что все нападки были направлены не только на то, чтобы я держал свой язык за зубами и не распространялся о том, что мне пришлось увидеть на фронте собственными глазами. Это были признаки того, что я попал в настоящую немилость. Члены партии говорили, что я являюсь политически ненадежным, что я морально разложился. Я жил в вакууме. За малым исключением мои товарищи по левому крылу комитета, то есть коммунисты, с которыми меня всегда связывали тесные узы, быстро разорвали со мной личные отношения.

Внутренний круг коммунистической прослойки в комитете был представлен триумвиратом в составе Хомана, Винценца Мюллера и Арно фон Ленски. Два генерала посещали зимой 1944 года антифашистскую школу и вернулись в Лунево убежденными коммунистами. Хоффмейстер уже не мог двигаться этим курсом из-за резко пошатнувшегося здоровья. А зимой сердечный приступ навсегда вывел его из борьбы.

Мюллер (генерал-лейтенант вермахта. – Ред.) так быстро нашел себе место среди коммунистов, что удивились даже те, кто на своем примере успел прочувствовать привлекательность этой теории даже для того, кто находится по другую сторону баррикад. В Генеральном штабе сухопутных сил вермахта он считался одним из самых способных военачальников. Внешностью он чем-то напоминал генерала Власова. Он мог быть вежливым, дружелюбным и любезным и в то же время энергичным и решительным. Когда-то этот человек был католиком и ярым монархистом. Будучи адъютантом Шлейхера, он был свидетелем произошедшего 20 июля 1932 года свержения прусского социал-демократического правительства в зоне ответственности третьего военного округа. Помимо Хоффмейстера, он был единственным из генералов-военнопленных, обладавшим опытом политической деятельности. Но это был опыт действия в «партии рейхсвера», который в своих статьях резко осуждал Хоффмейстер, вобравший в себя идеи Макиавелли вместе с чистого вида Realpolitik (реальной политики), столь характерной для сторонников фон Секта. Мюллер и Хоффмейстер прекрасно сознавали, что все успехи «партии рейхсвера» в тени Веймарской республики были неразрывно связаны с военной и политической деятельностью, которая собрала в один лагерь смертельных врагов революции, бывших имперских офицеров и командиров Красной армии в советских школах подготовки военных кадров, на советских военных аэродромах и на заводах по производству оружия в Харькове и Туле. Он признавал, что слабостью той политики было отсутствие идеологической базы и опоры в массах. После последней попытки Шлейхера с помощью созданных в 1919 году, но вскоре распущенных профсоюзов обеспечить «брак по расчету» между военными и социал-демократами этот недостаток в конце концов привел к капитуляции перед демагогией Гитлера.

Поэтому неудивительно, что в свете случившейся катастрофы Мюллер рассматривал возврат к прорусской политике рейхсвера, которую вскоре поможет укрепить массовое коммунистическое движение, как последнюю политическую надежду Германии.

Самым простым и откровенным в этой тройке был Арно фон Ленски. Своим происхождением и карьерой он олицетворяет традиционную прусскую кавалерию. Этот элегантный спортивный мужчина с осанкой рыцаря, на чьей седеющей голове хорошо смотрелась бы треуголка времен Фридриха Великого, перед тем как попасть в плен под Сталинградом, командовал 24-й танковой дивизией. Среди нацистов это соединение пользовалась репутацией «реакционного», так как почти все его офицеры были представителями старинных знатных фамилий (кстати, очень часто – славянского происхождения, из Силезии, Померании (Поморья) и Мекленбург-Померании и других изначально славянских земель Пруссии. – Ред.). Он добровольно вступил в комитет только весной 1944 года. Фон Ленски мог привести множество веских причин своего поступка, искренне и по-мужски объяснив свою позицию. Но среди бывших подчиненных в лагере в Елабуге генерал не нашел понимания.

Возможно, важное влияние на его решение оказали два фактора: мнение бывшего ранее адъютантом от военно-морских сил при Гитлере контр-адмирала Еско фон Путткамера (фамилия также славянского происхождения. – Ред.), а также тонкий психологический расчет русских, которые очень правильно поступили с ним, отделив его от прочих генералов и поселив на несколько недель в роскошном загородном доме вместе с Путткамером. Надежда на национальное возрождение Германии с помощью Советского Союза привела его в наш лагерь. Еще одним мотивом поведения генерала было чувство вины за принадлежность к прослойке, которая считалась военной и общественно-политической элитой, но явно больше не соответствовала этому определению.