Ольга Голубева-Терес - Страницы из летной книжки

И все это вдруг в один действительно прекрасный день ушло в прошлое. Всем захотелось быстрее сменить шинели на пальто, гимнастерки и брюки — на платья и жакеты, сапоги — на туфли, так приличней было идти в театры, в кино, на концерты, на улицы и даже на работу. Мирная жизнь давалась с большим трудом. Не хватало даже хлеба. Так о нарядах ли было думать?

Плача и смеясь, не сетуя на трудную свою судьбу, а тихо удивляясь тому, что дожили до времени, когда бы жить да жить, шли к месту встречи бывшие летчицы и механики 46-го гвардейского орденов Красного Знамени и Суворова III степени Таманского ночных бомбардировщиков женского авиаполка. Многие шли даже целыми семьями: со взрослыми детьми и даже внуками. Собралось нас около 100 человек, в основном из городов Центральной России, но были и такие, кто приехал на встречу из Иркутска, Барнаула, Магадана, Украины, Белоруссии и Кавказа. Вокруг слышались смех, шутки, поцелуи. Вдруг в гул из радостных восклицаний, смеха и разговора ворвалась чужая речь. Кто-то настойчиво спрашивал по-английски:

— Кто эти женщины?

Машинально, через плечо тоже по-английски я ответила:

— Ветераны единственного в мире женского авиационного полка, — и продолжала прокладывать себе путь в толпе, чтобы доложить о своем прибытии командиру.

— Одну минутку, — дотронулся до локтя дотошно любопытный иностранец. — Всего несколько вопросов...

Я невольно обернулась. Молодой человек подставил мне микрофон.

— Лелька, не тушуйся. Скажи ему, как мы фрицев били, — подбадривали меня подруги.

Пришлось остановиться.

— Кто вы все? — спросил он.

Я посмотрела на своих подруг как бы со стороны, пытаясь сама понять: откуда мы пришли, где мы и кто мы есть. Как же рассказать ему, что это не выдающиеся личности пришли сюда, а обыкновенные женщины, довольно характерные для своего времени и поколения. Внешне все судьбы людей моего поколения различны. Одни воевали на фронте, или в партизанском отряде, или в подполье; другие штамповали патроны; третьи спасались от облав и угона в рабство, а четвертые мирно ходили в школу. Но для всех шел один двадцатый век, война колотила лучшую нашу пору — юность, и это было то общее, что наложило отпечаток на всю нашу жизнь.

— Все эти женщины воевали? Кем они были? — сыпал вопросы американец.

Я ответила, прибавив еще, что женский гвардейский полк принимал участие в боях с мая 1942 года по май 1945-го, до самой победы, без отдыха и передышки.

— Без передышки? — переспросил журналист. — Значит, все обходилось без потерь?

— Потери, конечно, были. На войне как на войне... Командование организовало учебу без отрыва от боевой работы. Всё, разумеется, на добровольных началах. Некоторые штурманы, закончившие аэроклубы еще до войны, натренировались в технике пилотирования и стали пилотами. Из младших авиаспециалистов, имеющих достаточное образование, создали штурманские курсы. Тоже без отрыва от их работы. — Я огляделась и нашла неподалеку в толпе Ольгу Яковлеву, Полину Петкилеву, Асю Пинчук, Валю Лучинкину, Лидию Целовальникову. Они все, как на подбор, маленькие и хрупкие. — Вот посмотрите на тех женщин, — указала я. — Они сначала подвешивали бомбы. Вручную. А потом захотели летать.

— Славы захотели? Романтики?

— Ну какая на войне романтика? Вместо нее главным была необходимость: война навязана. Ни славы, ни наград девушки не искали — лишь бы летать, лишь бы самим бить врага, лишь бы поскорее вернуться к миру, к прерванной войною учебе.

Я помолчала немного. Разве так просто можно рассказать о пережитом на фронте? А чего стоила война женщинам? Мы были рождены стать любимыми, матерями, а начали с того, что столкнулись со смертью.

— Ну, а кто вас гнал на войну? — не отставал американский репортер. — Комиссары?

Я рассмеялась. Оглядела своих подруг и увидела Ирану Дрягину, доктора сельскохозяйственных наук.

— Ира, — позвала я ее, — объясни американцу, как ты в бой нас гнала.

Вокруг все весело расхохотались.

— Вот комиссар нашей эскадрильи и летчица, — указала я журналисту на полную, добродушного вида, улыбающуюся Ирину Викторовну.

Американец тоже заулыбался. Он не верит. И мне приходится разъяснять азы:

— Мы слишком хорошо знали, что именно несут нам фашисты. У нас не было выбора: или победить, или умереть. Мы должны были отстоять нашу Родину. В бой гнать никого нельзя.

— Расскажите мне об этом комиссаре, — указал журналист на Дрягину.

Я с великим удовольствием это сделала, так как Ирина сыграла немалую роль в моей судьбе. Мне было трудно: я была избалованной, береженой маминой и папиной дочкой. Именно Ирина помогла мне справиться с упрямством, обидчивостью и излишней, что ли, гордостью. Студентка Саратовского сельхозинститута до войны, Ирина Дрягина успевала всюду: была секретарем комитета комсомола, парашютисткой, ворошиловским стрелком, спортсменкой-летчицей и при этом отлично училась. В 20 лет она стала комиссаром. А после войны приобрела самую прекрасную профессию: выводит новые сорта цветов, называя их именами погибших. Мы в шутку называем ее «доктором цветоводческих наук».

Мне пришлось рассказать не только о военных наградах своих однополчанок, но и об орденах, полученных за мирный труд.

Между тем мои подруги образовывали нечто вроде строя, готовясь уходить из сквера, а американец задавал все новые и новые вопросы. Мне показалось, что я довольно подробно ему рассказала и о наших отцах, бойцах Красной Гвардии и партизанах гражданской войны, и о том, как из разрухи вырастало новое государство, и как самозабвенно трудились наши отцы и матери, улучшая нашу жизнь... Ну, могли ли мы быть в стороне, когда пришла беда?!

Я простилась с американским журналистом и присоединилась к своим.

Мы шли от сквера к улице Герцена, в клуб МГУ. Шли, как всегда, в строю. Никто нам не приказывал идти строем, да, видно, старая армейская привычка брала свое. Мы даже шагать старались в ногу. И лишь в одном отступали от устава: разговаривали. Мы шли, занимая весь тротуар, и прохожие уступали нам дорогу или чудом просачивались сквозь строй. Они оборачивались, потому что мы громко перекликались и смеялись, потому что на груди у каждой сияли ордена и медали.

Впереди шла командир полка. Она шла во главе строя. Вела своих однополчан в воспоминания.

А следом, замыкая строй, шли представители многих школ страны, которые носят имя нашего полка, или наших героев, или только-только знакомятся с историей полка. Они ловили каждое слово ветеранов. Им самим пока нечего вспоминать. Но они приехали, чтобы увидеть летчиц, прочувствовать мысли, которые владели комсомольцами в минуты тяжелейших испытаний. Потому-то они слушали.