Ольга Голубева-Терес - Страницы из летной книжки

Скажете, повезло? Конечно, повезло. А вот совсем недавно застиг в полете туман. Он прочно укрыл землю на огромном пространстве. В случае тумана инструкция по производству полетов предписывает экипажу идти в сторону своих войск до полной выработки горючего и в случае невозможности произвести посадку оставить самолет и выброситься на парашюте. Так гласит инструкция. Но как быть, если нет парашюта, инструкция не говорит. Как тут поступить? Поискать «окно»? Однако рыскать, метаться по курсам слишком рискованно. Легко можно заблудиться, а хуже всего — потеряешь пространственную ориентировку и врежешься в землю. Радиосвязи с землей мы не имеем, нет у нас приборов для слепой посадки, да и какие, собственно говоря, пилотажные приборы на По-2?! Указатель высоты, скорости, плохонький компас и «пионер» — указатель крепов и скольжения. А тут ночь, туман... В таких случаях надо принять одно-единственное решение и стремиться выполнить его. Стоит заметаться в воздухе, глядишь — несчастье и подстерегло.

Словом, мы точно выдерживали курс. А кругом, вверху и внизу, блещут звезды. Большие, как электрические лампочки. По-2 будто застыл в каком-то громадном звездном шаре. Лишь стрелки приборов говорят о его полете. Внизу под нами облака, плотные и черные, как океан, и звезды отражаются в них, словно в зеркале. Время истекло. Где-то вот тут, рядом, аэродром. Чувствую, и все тут, что аэродром здесь. Говорю об этом летчице, и она соглашается. И вот планирующий самолет погружается во влажную молочную мглу. Очень даже легко в данной ситуации потерять пространственное положение и свалиться в штопор. Но Зоя опытный пилот. Она по памяти сохранила то самое положение рулей, которое подобралось в открытом полете, до того как самолет врезался в туман.

Чтобы сесть в таких условиях, надо быть циркачом-виртуозом.

— Курс держи... — говорю я. — Вот так.

Я подумала, как полет сближает людей. На земле между нами были всякие недоразумения, а в воздухе, особенно в трудную минуту, все земное, мелочное отодвигается в сторону. В воздухе люди становятся лучше.

Эту мысль тут же заслонила другая: что ждет нас внизу? Лес, овраг, жилые строения, река, провода высокого напряжения? Неизвестно. Но вот цвет окружающей самолет мглы как-то изменился. Еще секунда, и я увидела — всего на секунду — приводной аэродромный прожектор! Теперь весь вопрос в том, что случится раньше: кончится горючее или откроется хотя бы кусочек аэродрома для посадки. Прошла долгая минута, еще более продолжительная вторая, и наконец спасительный разрыв лениво вполз на аэродром. Мы бросились в него. Буквально через несколько секунд после приземления самолет, еще на пробеге, врезался в туман.

Казалось, будто мгла нарочно расступилась, чтобы пропустить беспомощно носившийся над нею самолет, а приняв его, немедленно сомкнулась еще плотнее, чем раньше.

Опять повезло? Конечно, повезло! Но этому везению экипаж активно помогал. Не поддались панике, спокойно, четко, методично, обдуманно шли по курсу. Летчица, снижаясь в сплошном тумане без каких-либо приборов слепого полета, сумела за счет одной интуиции не сорваться в штопор, удержать самолет в режиме прямолинейного планирования, а когда из тумана косой стеной навалилась земля, успела выбрать машину из планирования и вслепую посадить ее. Это только неудача может быть случайной, везение достигается умением. Большая удача случайной быть не может! Теперь-то я знаю, что везение надо делать. За посадку в тумане командующий армией генерал-полковник Вершинин объявил нам благодарность.

Полет подходил к концу. Впереди виднелись уже огоньки аэродрома. Они мне показались ярче, чем обычно. Вокруг была такая редкая тишина, какой она бывает, кажется, в самое мирное время. На много верст кругом — до самого горизонта — никакого признака, что еще идет война. Я подумала: хорошо бы после войны приехать сюда и походить по этим местам пешком. Посмотреть, какими люди станут. Я вот сама себя уже сейчас не узнаю. Шла на войну девчонкой. А теперь кто? Сразу не скажешь. Но одно ясно: той девчонки уже нет на свете. Повидала невиданное, вынесла невыносимое.

— Чему всех нас научит война? — спросила я Зою.

И она сказала, что человек должен стать лучше. И еще сказала, что ей очень хочется побродить по тем местам, где воевали. Побродить просто так. Купаться. Ночевать в поле или в лесу. Пить парное молоко. Встречать гостеприимных людей. Хорошо бы побывать на Украине, в Донбассе, на Дону, на Кавказе, на Кубани, в Крыму и Белоруссии — всюду, где воевали. А вот в Германию она не желает. Мне же везде хочется побывать. Города, села... Все они разные, но над ними одно небо. Вот это прекрасное небо, в котором мы летим. Сейчас оно прекрасное, потому что не стреляют. После войны...

Отогнала эти назойливые мысли. Идем на посадку. Аэродром. Наш временный дом. Друзья. Отдых. Мы еще не знали, что это наш последний боевой вылет в Великой Отечественной войне. Мой — шестисотый и Героя Советского Союза Зои Парфеновой — семьсот тридцать девятый.

Встречи через годы

Было 2 мая 1982 года, 12 часов дня. К скверу у Большого театра шли и шли уже немолодые женщины. Шли к месту встречи, которую они сами установили еще в 1945 году, расставаясь после Победы. Казалось бы, что волноваться, многие встречаются в этом сквере ежегодно. Но эта встреча была особенной: 40-летие вылета женского полка на фронт. Подумать надо — 40 лет прошло! А может, все это было сном? Такими далекими, нереальными кажутся мне порою те дни! Прошли годы молодости, пора наших романтических порывов и дел. Многие из нас чуть поустали, чуть загрустили, чуть огорчились, что не все могут быть в первых рядах. А может быть, мы и в самом деле поизносились? Много разных ветров нас хлестало, перед многими бурями мы устояли, но кто же из нас, идущих к театру, сожалеет о прожитых годах? Нет таких! Посторонняя публика недоумевала, глядя на солидных женщин в возрасте от 58 лет и старше, которые называли друг друга Жеками, Нинками, Лельками... Посторонняя публика не знала, какими мы были прежде и кем стали сейчас, и наши поцелуи, наши несвязные громкие возгласы: «Ну, надо же... Вера!..», «А ты молодец!», «Сколько лет, сколько зим...», «Ох, как ты потолстела!», «Ты не изменилась!», «А ты...» — встречали умиленными улыбками. Посторонняя публика восхищалась, глядя на блестевшие под солнечными лучами ордена и медали, прикрепленные к нарядным костюмам женщин. Посторонняя публика не знала, как всем демобилизованным было трудно после войны: как же теперь быть и жить дальше, как сразу ответить на множество вопросов, заданных мирным днем? Например, где жить? У некоторых не то чтоб квартиры или комнаты, угла своего не было. Что делать, кем работать? Волей необходимости первой нашей профессией в жизни стало военное дело: летчик, штурман, прибористка, механик, оружейница...