Александр Арефьев - Были и былички

Иногда создается впечатление, что Ева была создана в результате долгого торга Адама с господом Богом. Видимо, за изначальный вариант

Боже запросил неподъёмную для первого мужчины цену, и сторговались в конце концов на одном ребре. Вот и получили мы из-за мужского жмотства то, что имеем. Нет, сначала, в девичестве, чувствуется в ней задуманное в божественном творческом порыве, но как отгремят последние аккорды марша Мендельсона, как настанет бытовая рутина семейной жизни с чёрным трудом день-деньской на кухне, детскими горшками, бесконечными стирками и уборками, мужем колодным на диване в дрёме перед телевизором, да еще ночью в койку, как на работу во вторую смену, тут и попёрла из неё дешевизна купленной Адамом божьей программы. И нечего женщину в обиде, подчас неправедной, "дешёвкой" называть, сами, можно сказать, не доплатили, а скупой, как известно, платит дважды.

Придется замаливать грех, мужики, Бог терпел и нам повелел. Надо признать, что всё же за одно паршивое ребро, которому и цена-то красная в базарный день три копейки, получили не так уж мало. Если труда, денег, времени не пожалеть, отдача сразу сказывается, и отдача сторицей. Видно, в этом и состоит гениальная задумка

Всевышнего, продать по дешёвке, а на запчастях и техобслуживании сбытого товара получить упущенную прибыль.

Посудите сами. Взять любую дурнушку со стервозным характером, приодеть, намакияжить, причёсочку фасонную изобразить, колечки там с висюльками блескучими приладить, на худой конец к хирургу-косметологу и психотерапевту сводить да еще улыбнуться ей душевно и пары ласковых слов не пожалеть – принимай в объятья со слезами возрождённого счастья на глазах Венеру Милосскую с цельными ручками. Да даже без этого они не так уж плохи. Проведите простой научный эксперимент, посадите жену за стол твердой рукой, нацедите себе в мензурку граммулек сто, время по секундомеру отметьте, махните, глаза зажмурив, а потом медленно открывайте. Будто пелена дьявольская с глаз спадёт и истинную красоту избранной подруги жизни узрите.

Опять же с чисто экономической стороны подойдём. Не поленитесь, посчитайте, во что обошлись бы нам годы, проведённые в супружестве, если бы остались холостыми. Да на одних дам легкого поведения

(кстати, кто назвал этот труд лёгким, не иначе очередной жмот, чтобы сбить цену) пошло бы столько, что только по этой статье (халява, сэр) мы в неоплатном долгу перед женой. А завет божий "Плодитесь, размножайтесь!"? Что-то я не слышал, чтобы для реализации этой жизненно важной детерминанты народ потянулся к любимому певцу Борису

Моисееву.

Ведь до чего дошло, женщина, можно сказать в практически обнажённом виде в бар заходит, а мужик и глазом не поведёт, только бармен и удивляется, откуда она денежку достанет, чтобы расплатиться. Куда ушла её чарующая таинственность, которая заставляла поэтов воспевать чуть мелькнувшую на виду, а уже сводившую с ума щиколотку? Вот ломает народ голову над загадкой улыбки Джоконды, а отгадка-то в нас самих. Это рукой гениального провидца Леонардо царь небесный водил в затаённой надежде подправить своё первое одушевлённое произведение мужеску полу и намёк ему подкинул. Ведь так и ведёт себя художественный творец, всё ему мало и рука тянется улучшить свой шедевр.

А мы чаще поступаем как криворукий кустарь, не получилось и "Баба с возу – кобыле легче". Лень это мужская и несмышлёность. Конечно, чем жене помочь ребёнка своего отмыть да сопли вытереть, легче да веселей нового сделать, а чуть что не по нраву – налево в нычку откосить, где тебя не "пилят" и не дураком недоделанным называют, а милашкой, за ушком почесывая. Что-то мне в минуту озарения подсказывает, что мудрее будет напрячься и поработать над полученным материалом, а допреж всего – над собой неразумным. И да поможет нам

Бог!

Как-то воскресным утром после творческого вечера в ресторане

"Пегас" проснулся поэт Вергилиев в своей тёплой постели. Вставать не хотелось, за окном чувствовалась хмурая слякоть и караулил неуютный до богомерзости окружающий мир. Поэт скосил глаз налево, там раскинула свои пышные телеса и похрюкивала в сладком сне супруга

Аграфена Васильевна. Он вяло потянулся, подоткнул стёганое ватное одеяло под подбородок и, дремотно вновь веки сомкнув, задумался.

Мысли потекли привычной чередой, лениво цепляясь одна за другую, отправной была "Что-то надо делать".

А делать надо потому, что последнее время всё сильнее ощущал он в себе нарастающее физическое, а от него, как считал, и творческое бессилие. Смотался к знакомому гипнотерапевту Лихоедову, занялся по его совету аутогенным погружением в медитацию, но и в ней мысли тревожные доставали и душу теребили, заглушая внушаемую мантру "я половой гигант, я половой гигант". Стал подумывать о виагре, встречая в подъезде дышащего силой и здоровьем с отдушиной дорогого коньяка семидесятилетнего соседа, отца пятерых детей (последнему – три года). Однако, прикинув свои последние поступления от хилого словотворчества, от мысли отказался, решив, что не стоит Аграфена такой жертвенности.

Оставалось на её супружеские заигрывания ответить либо жалостливой просьбой о реструктуризации супружеского долга, либо собраться с духом и вовсе объявить жене дефолт. А как всё хорошо начиналось… После первой брачной ночи весь день в голове вертелся незатейливый мотивчик марша Мендельсона и почему-то стала, как у

Ахиллеса, чесаться левая пятка. Значит, крепко зацепило амуровой стрелой, – подумал тогда ещё студент литфака Вергилиев, приучавший свой мозг мыслить поэтическими образами. А теперь, видно, пришла пора, вооружившись зубилом и молотом, расковать себя, освободив от цепей Гименея.

Тут из-под его корсета жёстких моральных принципов вылезла змейкой-искусительницей одна фривольная мыслишка, мол, не пора ли блудануть, и высветила в памяти поэта подзабытый Люськин адресок, по которому не раз бегал спортивной трусцой. Почему-то на ней любилось легко, привольно и, главное, без виагровых проблем, в голову вползали в такт мерным и сладостным колебаниям оригинальные рифмы, в антрактах, то бишь между актами, в неге и истоме сами собой слагались свежие лирические вирши, которые тут же хотелось пропеть под гитару и тащить вечно хмурому литредактору.

Свят-свят-свят, пресвятая богородица, – шепотком просипел

Вергилиев, мелко крестясь и сплёвывая за левое плечо, – ну и чертовщина в голову спросонья лезет, вставать пора. И он осторожненько, чтобы, не дай Бог, не разбудить жену, ужом выполз из супружеской постели, бодро встряхнулся и пошел на цыпочках в гостиную, на ходу спортивно потягиваясь и проигрывая в голове новый комплекс физупражнений, подсказанный всё тем же другом Лиходеевым.