Исповедь расстриги. Как воскреснуть из мертвых - Валентина Николаевна Муренкова
Вот тут пора бы уже рассказать, насколько немыслимая духовная карьера мне предлагалась, что называется, социальный лифт через три ступеньки, минуя разом минимум семь-девять лет предварительной подготовки, которую обычно проходят в монастырях перед монашеским постригом.
По уставу и многовековой традиции человек, возжелавший монашеского пути, обязан сначала в обычной мирской жизни какое-то время готовить себя к монастырю молитвой и постом. Ладно, с отцом Георгием мы все готовились дальше некуда, здесь зачёт.
Потом этот самый человек, а в нашем случае женщина, должна обойти или объехать несколько обителей, везде пожить немного и выбрать себе место по сердцу. Дальше она остаётся трудиться в выбранном монастыре минимум на год, а лучше на три года, будучи просто трудницей, которая никому ничем не обязана, она может передумать и уйти в любой момент. Ладно, этот пункт сейчас вообще мало где соблюдается в той степени, в которой он прописан, а зря.
И вот, испытав себя на различных работах, трудница может объявить о своём желании поступить в монастырь послушницей, я рассказываю о женщинах, хотя для мужчин те же самые правила. Если игуменья соглашается, то претендентку вписывают в монастырские помянники, для неё шьются подрясники и ряса, она носит на голове чёрный платок, повязанный особым образом, и трудится, трудится, трудится, хотя по-прежнему никому ничего не должна. Она может передумать, уйти из монастыря, вернуться к мирской жизни и выйти замуж.
Должно пройти не менее трёх лет, прежде чем игуменья предложит послушнице иноческий постриг, и вот это правило в России сейчас уже стараются соблюдать – три года минимум, а дальше по мере готовности. Понятно, что за время послушничества сестра должна проявить себя пригодной к монастырской жизни и приобрести длинный список духовных навыков и добродетелей. Кому интересно, каких именно, то Гугл вам в помощь.
Всё время подготовки к постригу сестра находится на седьмом небе от счастья и ходит, не касаясь земли, обычным невестам такое и не снилось! Она сияет, опустив глазки, остальные послушницы ей завидуют, сёстры восхищаются, и весь монастырь неделями томится в ожидании, и главная интрига – какое имя ей достанется?
На иноческом постриге настоятель крестообразно срезает у сестры тоненькие прядки волос на голове, они складываются в специальный конверт, и ей нарекают новое имя, следом покрывают голову апостольником и надевают клобук с наметкой. Никаких обетов она пока не даёт, однако уйти из монастыря просто так уже не может и выйти замуж тоже не имеет права, потому что официально является невестой Христовой по гроб жизни и после смерти, а изменять такому Жениху как-то не принято.
Дальше проходит ещё не менее трёх лет, а на практике может быть все десять или пятнадцать, и вообще, сколько угодно игуменье, прежде чем матушка разглядит в инокине потенциальную готовность выйти на новый духовный уровень и дать монашеские обеты.
И тогда для счастливой избранницы шьётся мантия и новое облачение, вышивается параман, вырезается крест и далее по списку.
И вот тут самое интересное – для меня, по крайней мере, ведь я понятия не имела, что случится дальше. Вы наверное заметили, что я ни дня не была трудницей, послушницей или инокиней, и всего три недели назад мне даже в голову не приходило захотеть стать монахиней хоть когда-нибудь.
В тот самый четверг за день до отъезда к владыке я с утра пришла в женский монастырь, в пошивочной мастерской полностью дострочила белую рубаху, тщательно уложила одежду и клобук с наметкой в большую сумку и перешла с ней в сестринский корпус. Там у входа я присела на табуретку в ожидании, пока матушка игуменья освободится, чтобы поблагодарить её и взять благословение.
В голове теснилось полчище вопросов, которые мне очень хотелось задать матушке – что со мной случится завтра и как обычно всё происходит?
Что именно и в какой момент я должна буду делать и как себя вести?
Что от меня потребуется в дальнейшем?
И так далее, и тому подобное…
Безумие, но я ни разу даже со стороны не видела монашеский постриг и не знала, что именно и в какой последовательности там происходит. И самое главное, я понятия не имела, как мне жить потом в соответствии с данными обетами?
Владыка мне сказал, что в тайном постриге я останусь жить дома, как раньше, всё то же самое, только монашеский параман под одеждой и ежедневное монашеское правило, но я чувствовала, что завтра моя жизнь радикально изменится навсегда.
Я дождалась матушку, прошла за ней в кабинет и там решилась задать какие-то вопросы, но почти не поняла её ответов, и вовсе не потому, что она не хотела мне помочь, просто могла и не знать нужные ответы, ведь у игуменьи монастыря имелся совсем другой опыт.
Только через несколько лет я поняла, что мой постриг ломал все монастырские устои и был невыносимым соблазном для сестёр, которые годами жили в монастыре и трудились изо всех сил, зарабатывая себе постриги послушанием и смирением, как повышение за выслугу лет на производстве. И тут появляюсь я и сразу получаю то, о чём большинство молодых сестёр лишь мечтает!
В какой-то момент матушка дала понять, что наш разговор пора заканчивать, и я в отчаянии попросила объяснить мне, что же всё-таки со мной случится завтра. Она улыбнулась и подала мне толстенный том на церковно славянском языке с описанием чина монашеского пострига, а сама вышла из кабинета отдать распоряжения дожидавшимся за дверью сёстрам.
Уже открыв дверь, матушка вдруг обернулась и сказала мне, что завтра вечером я небось уже стану какой-нибудь монахиней Альбиной. «Неправда!» – подумала я. – «Нет такого имени в святцах, наша подружка Альбинка крестилась с именем Афанасия, оно ей понравилось тем, что необычное».
И на этом моя мысль ускользнула, а я уставилась в текст, который свободно могла бы прочитать в другое время, но сейчас глаза лихорадочно бегали по строчкам, и я не понимала там ни слова! Секунды громко тикали в ушах, и мне пришлось сдаться – ладно, будь что будет!
За неделю до этого у меня состоялся непростой разговор с отцом Георгием, я передала ему почти всё, сказанное мне владыкой, и от батюшки я не скрыла ни сроки моей жизни, ни иерусалимские новости. Отец Георгий стойко выдержал удар, и хотя я почувствовала волну его ревности, но он с ней справился так, что ни один мускул на лице не дрогнул.
Нет, это не та ревность, о которой пишут в романах или в уголовной хронике, но так
