Николай Черушев - Жизнь военной элиты. За фасадом благополучия. 1918—1953 гг.

До весны 1922 г. я был в огне Гражданской войны, когда закалялось мужество, входила в кровь преданность делу Ленина—Сталина. В 1925—1926 гг. на моих глазах происходила беспримерная борьба Сталина на 14-м съезде ВКП(б) с вражескими группировками. Сталин вошел в мое сердце, как великий вождь партии и советского народа. В 1932 г. осенью Сталин отечески беседовал с участниками пленума Реввоенсовета СССР. Навсегда вошли в мое сознание его советы и требования по работе в Красной Армии. В тюрьмах и лагерях мне много приходилось слышать «исповедей» и рассказов разных людей о своем прошлом (бывали и «прогнозы» на будущее). Один человек поведал мне о том, что он возглавлял в 1919—1920 гг. петлюровскую банду в дивизии Тютюнника. С этой бандой мне приходилось сталкиваться. Он едва унес ноги в конце 1920 г. в Польшу. Из Варшавы перекочевал в Прагу, где за пять лет окончил три факультета юридических и экономических наук. Потом рассказывал о трудностях, которые он преодолевал, наживая первый миллион, и о том, как легко пошло дело с наживой следующих миллионов. Он, основываясь на своих «факультетах», надеется, что откроется для него выход из лагеря и что миллионы или возвратятся или будут нажиты вновь. Я ненавижу его прошлое и не завидую его будущему. Я знаю обреченность его класса и его самого. Я был неизмеримо богаче его не только тогда, когда был на полном обеспечении советского государства как военнослужащий, но и тогда, когда работал в тайге, как заключенный, имея хлеб лишь на завтрак, потому что я был обладателем бесценных идей, по которым происходит устройство жизни сотен миллионов людей. Я знал мощное оружие, в результате применения которого рушится старый мир с его рабством, угнетением, людоедскими «теориями», ложью, войнами, миллиардами и т.д. Я рад видеть таких старых «знакомых» в беспомощном состоянии. Немало вокруг меня бывших военнослужащих Красной Армии, поднявших руки перед немецкими фашистами, подбиравших после них окурки и в меру своей угодливости и продажности служивших германскому фашизму. Они обижены на Родину, что она их плохо встретила. Я не искал среди них людей, осознавших свои преступления и заслужен-ность вынесенного им наказания. Они, как и многие другие, постоянно мне напоминают о том, что существует еще мир, где все продается и все покупается — до человеческого мяса и человеческой души включительно.

Я потерял многое: партию, армию, доверие, свободу, семью. Я не потерял преданности великому делу Ленина-Сталина, любви к Родине. Я не потерял того, что живет в моем сердце и погаснет лишь тогда, когда сердце перестанет биться. Это мое богатство и мое оружие, которое ничто и никто не в состоянии у меня отнять. В смрадной обстановке своего заключения, среди живых трупов, на свалке человеческих отбросов, я берегу его чистоту и живу уверенностью, что мое оружие еще принесет пользу советскому государству. Пребывание в тюрьме и лагерях не бесполезно для меня.

Я узнал настоящую цену тому, что потерял. Я распростился с избытком доверия к людям и научился распознавать врагов под разными масками. Их оказалось больше по сравнению с моими прежними представлениями, и оказались они опаснее. Я видел их (и вижу множество) в природной наготе и в «разобранном виде». Мне кажется, что ничего не осталось от того благодушия, излишнего доверия к людям, которые этого не заслуживали, и от того малодушия, которое я проявил в 1937-1938 гг.

Стремлюсь ли я к свободе? Может быть, этим стремлением диктуются мои ходатайства, может быть, ее я добиваюсь для того, чтобы воспользоваться всякими личными благами, а может быть, для осуществления других, более скверных намерений? Естественно, я стремлюсь к свободе, но для меня не трудно отказаться от всяких личных благ. Жизнь хорошо меня к этому подготовила. Но я не могу отказаться от стремления приносить пользу Советской власти. Я хочу использовать свой опыт работы в лагерях и пребывания в тюрьмах. Я прошу разрешить мне разработать и внести на рассмотрение ГУЛАГа предложения, реализация которых, по моему убеждению (и подсчетам), может дать государству немалую выгоду в использовании рабочей силы заключенных и немалое количество дополнительной продукции. Если на воле борются за экономию каждого рубля и за увеличение килограммов продукции, то почему в системе ГУЛАГа нет рассмотреть предложения, принятие которых может дать продукции на миллионы рублей. Я хочу также внести некоторые предложения особого порядка на усмотрение МГБ, основанные на опыте продолжительных наблюдений.

На месте своего пребывания я не могу этого сделать. Я мог бы это сделать в одиночной камере любой московской тюрьмы.

Что я потерял в период Великой Октябрьской революции? Я ничего не потерял. У меня и моих родителей не было ни привилегированного положения, ни нетрудовых доходов, ни каких-либо заманчивых перспектив. С 1911 г. отец был конторщиком на железной дороге, жил с семьей шесть человек на 35 рублей жалованья в Москве, ютился в одной комнате железнодорожного дома на Ольховской улице. Я работал с 15 лет (с 1913 г.) и учился на свой заработок. Что такое труд и недоедание, я знал до 1917 г. Я не «примазался» к большевикам, я с винтовкой пошел в огонь войны. Всю свою жизнь не искал теплых безопасных мест и не возбуждал личных вопросов. И сейчас, когда я пишу эти строки, я ощущаю неловкость оттого, что часто мне приходится употреблять это проклятое «я». Потерял я то, о чем не сожалею — ветхий хлам ложных взглядов на жизнь, приобретенный в гимназии. Приобрел я многое, пойдя с большевиками в 1917 г. Самое главное то, что стоит дороже всех богатств буржуазного мира. Сейчас я лишен всего, в том числе и возможности приносить пользу Советской власти. В этой пустоте, среди копошащихся червей, я с особенной отчетливостью и силой сознаю и ощущаю в своем сердце любовь к Сталину, то, что составляет мое единственное бесценное богатство. Сталин — это сотни миллионов людей, строящих коммунистическое общество в СССР и освободившихся от капиталистического рабства в демократических государствах. Сталин — это мирный корейский народ, проявляющий беспримерный героизм в борьбе с американскими стервятниками. Сталин — это сотни миллионов тружеников мира, борющихся с поджигателями войны и готовящихся вступить в борьбу с ними за свое освобождение. Сталин — это беспощадная борьба с врагами народа всех мастей. Сталин — это горячая любовь к сотням миллионов тружеников нашей земли. Сталин — великий полководец в грандиозной битве и великий зодчий, строящий новое коммунистическое общество. Враги боятся его и боятся говорить о своей ненависти к нему.

В 1941 г. Военная коллегия Верховного суда СССР выносила свой приговор на одном процессе четверым: бывшему заместителю командующего ОКДВА Покусу Я.З., бывшему начальнику инженеров ОКДВА Галвину И.А., бывшему начальнику политуправления ОКДВА Кропачеву И.И. и четвертому — мне. Первые двое (Покус и Галвин) умерли в лагере, Кропачев в 1948 г. закончил срок своего заключения в лагере и убыл (не знаю куда). Я его знал с 1925 г., последний раз видел в 1947 г. Я хотел бы увидеть его еще раз для того, чтобы напомнить ему, с какой грязной душой и чудовищными мыслями он заканчивал свой срок заключения и готовился выйти на свободу. Я не стремился к редакционной отделке своих ходатайств, заботясь лишь об одном, чтобы они были искренны и правдивы. Я сам замечаю, что в некоторых высказываниях личная горечь выражена слишком несдержанно. Я не исправляю этих мест потому, что... и такие горькие выражения характеризуют человека, прошедшего горький жизненный путь.