Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль
— Друзья, было, как всегда очень интересно. Но сестра просила меня прийти пораньше. Она хочет пойти с подругой в кинематограф.
— Пётр, ты не должен оправдываться, — сказал Сергей. — Мы тоже были рады встретиться.
Пинхас поднялся и пошёл к выходу. Женщина смотрела ему вслед. Вечерний город был наполнен свежим морским бризом. Но волнение перехватывало его дыхание. Он уже склонялся к тому, чтобы удалиться, когда увидел её в просвете входной двери. Ноги стали ватными, он побледнел и покачнулся. Она каким-то необъяснимым образом почувствовала, что ему плохо.
— Синьор, что с Вами? — спросила она, приблизившись и взглянув ему в глаза.
— Всё в порядке, синьора, — ответил он.
Она не поверила. Европейское образование и воспитание не позволяли ей оставить человека, когда ему плохо. Да и он сам, этот странный русский, вызвал у неё неожиданный интерес.
— Я Вас провожу, — сказала она. — Не нравится мне Ваш вид.
Пинхас уже пришёл в себя и успокоился. Прекрасная женщина обеспокоена состоянием его здоровья. Как ему не стыдно.
— Простите, синьора, — смело произнёс он. — Это я Вас хочу проводить.
— Очень мило с Вашей стороны, — удивилась она. — Только я не синьора, а синьорита. Я не замужем.
— Так давайте познакомимся. Меня зовут Пинхас. Я русский еврей.
— А меня Эмилией. Я чистокровная итальянка. Мне нравится Ваша откровенность.
— А мне нравитесь Вы. Я давно не видел такую чудесную женщину. Где Вы живёте?
— В Сан Ремо. Приехала в Геную ухаживать за тётей. Она очень больна, лежит в больнице.
— Так Вы ещё и добрейший человек, Эмилия, — с искренним восхищением сказал Пинхас.
— Что поделаешь, старость неизбежна. От неё нет спасения. Но я ещё и сестра милосердия. Я знаю, как помочь.
— А я инженер. Закончил Технологический институт в Санкт-Петербурге.
— О, я слышала об этом замечательном городе. Говорят, это северная Венеция. Вы были в Венеции?
— Пока ещё нет. Но я люблю Италию. Рим, Милан, Флоренция, Неаполь. Не хватит жизни, чтобы увидеть все её прекрасные города, её великих художников и скульпторов. Кажется, здесь воздух и земля сами будто творят искусство.
— Пинхас, я в восторге. Ещё ни разу не слышала такой вдохновенной лекции о моей любимой Италии. Но мы уже пришли. Я живу здесь. Я пойду. Утром рано нужно подняться и идти в больницу.
Она вдруг потянулась и поцеловала его в щеку. Он не успел опомниться, как она уже оказалась на крыльце одноэтажной виллы.
— Я хотел бы с Вами встретиться ещё раз, Эмилия.
— Приходите сюда завтра часов в девять вечера, — произнесла она и скрылась за дверью.
2
Рахель сразу почувствовала какую-то перемену в настроении брата. Он был веселый и раскованный, его ежедневная усталая озабоченность куда-то исчезла, сменившись игривой уверенностью в себе.
— Пинхас, что с тобой? — спросила она.
— Я встретил женщину, — ответил он.
— Больше ничего не говори. Уже понятно.
— А мне ещё ничего не ясно, Рахель.
Весь следующий день он работал с давно неведомым наслаждением, открыв для себя незнакомую прежде истину, что вдохновенье и муза даются не только поэтам и художникам.
Вечером в назначенное время он уже стоял возле виллы, стараясь подавить давно не испытываемое волнение. Она вышла на улицу и сразу окликнула его. На её милом лице отражался робкий свет уличного фонаря, и оно казалось ему нежным и прекрасным.
— Эмилия, я рад тебя видеть, — произнёс он.
— Я тоже Пинхас. Правда, сегодня у меня был трудный день. Тёте стало хуже, и я была прикована к ней.
— Я предлагаю немного пройтись и поужинать в ресторане, — сказал Пинхас. — Он тут совсем недалеко.
Она согласно кивнула. По дороге он рассказывал о России, о своей былой жажде изменить жизнь людей к лучшему.
— Меня тогда арестовали, и я отсидел четыре месяца в крепостной тюрьме. Но знаешь, Эмилия, недаром мы боролись. Царь был вынужден согласиться на демократические свободы и реформы, и объявил амнистию все заключённым. Меня освободили. Мы продолжили борьбу. Увы, среди революционеров оказалось
