Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль

— Ребе, у меня на душе большой грех. Девять лет назад я принял крещение.

— Да это грех. И что ты собираешься делать?

— Пройти обряд возвращения.

— Я не уполномочен проводить такие обряды. Только главный раввин имеет право. Да и в нашем городе уже давно нет экзекутора, который обучен пользоваться бичом.

— Так что мне делать?

— Поезжай во Флоренцию. Найдёшь там Большую синагогу. Она находится в центре города и видна отовсюду. Главного раввин зовут Элиягу Хакоэн.

— Благодарю Вас, ребе.

— Ступай себе с миром.

Он рассказал Рахели о разговоре с раввином и о своём решении поехать во Флоренцию.

Он закрыл контору и на станции купил билет на поезд на пятницу утром, чтобы успеть на вечернюю молитву сретения субботы.

Обряд возвращения

1

Синагогу он нашёл сразу. Да её и невозможно было не увидеть — своим огромным зелёным куполом она возвышалась над городом. Возведённая в мавританском стиле из белого и розового камня, своим видом она напоминала Софийский Собор в Константинополе. Когда он вошёл в неё, шла служба, знакомая мелодия молитвы доносилась из полупустого зала. Рутенберга это не удивило, он знал, что небольшая итальянская еврейская община и испытывает те же проблемы, связанные с ассимиляцией и отходом от религии, что и в других странах Европы. Он подождал, пока окончится служба и подошёл к главному раввину.

— Рабби Илиягу, я могу поговорить с Вами по очень важному делу?

— Кто ты? Как тебя зовут?

— Пинхас.

— Говори, Пинхас.

— Я приехал из Генуи, чтобы понести заслуженное наказание за свои грехи.

— В чём они состоят?

— Я изменил своему народу, отрёкся от веры отцов и убил человека.

— Тяжки твои грехи. И зачем ты пришёл ко мне?

— Хочу покаяться и получить наказание.

— Но это лишь в руках Господа, — ответил раввин.

— Могу ли я надеяться на прощение?

— Если ты примешь на себя сорок ударов бичом, Господь простит.

— Я прошу Вас об этом, я хочу вернуться в лоно нашей веры.

— Хорошо, приходи завтра на утреннюю молитву. Возьми с собой чистую белую рубашку.

— Спасибо, рабби Элияху.

Рутенберг вышел из синагоги и пошёл по городу. Стало темнеть и на улицах зажглись фонари. Он увидел льющийся из ресторана свет, и ощутил вдруг пронзительный спазм голода. Погруженный с самого утра в свои мысли, он только сейчас вспомнил, что весь день ничего не ел. Он вошёл в ресторан и сел за столик возле окна. К нему сразу подошёл официант. Он ел с большим аппетитом, ему нравилась изобильная и простая итальянская кухня. Он вышел из ресторана и подумал о ночлеге. Прохожие показали ему путь до ближайшей гостиницы. Он поднялся к себе в комнату на втором этаже, разделся, помылся, обливая тело льющейся из крана водой, вытерся ворсистым полотенцем и лёг в постель. Утомлённый заботами и волнениями ушедшего дня, он вскоре провалился в бездну целительного сна.

2

Когда он проснулся, было уже девять часов. Он быстро оделся, взял в руку свёрток с белой нательной рубашкой, который привёз с собой, и побежал к синагоге. Утренняя молитва уже закончилась, и народ потянулся к выходу.

— Послушайте, добрые люди, — произнёс Элиягу, — сегодня у одного из нашего народа трудный день. Он вероотступник и пожелал пройти обряд возвращения. Я прошу вас присутствовать и стать свидетелями его покаяния.

Раввин подошёл к Рутенбергу и повёл его в маленькую комнату.

— Вещи свои сними и оставь здесь. Рубашка с собой?

Рутенберг от волнения не смог произнести ни слова, лишь показал на свёрток.

Элияху улыбнулся, махнул рукой и вышел из комнаты. Пинхас разделся, надел рубашку и последовал за ним. У выхода из синагоги уже собрались люди, расположившись полукругом. Он увидел человека, державшего в правой руке бич. Это был экзекутор, и при виде его он съёжился и страх пробрал его большое тело. Он взял себя в руки и подошёл к раввину.

— Ложись на пороге, Пинхас. Да, здесь.

Рутенберг опустился на колени и растянулся на каменной плите, обжегшей его своим холодом. Он постарался расслабиться, чтобы уменьшить ощущения боли. В этот момент раввин произнёс молитву, и бич узкой змейкой пронёсся по его спине. Он ощутил острую пронзительную боль. Он даже не успел усилием воли погасить её, как получил второй удар, потом третий. Он уже не считал их, лишь чувствовал нестерпимую боль и сочащуюся из ран кровь. Он на короткое время потерял сознание, но потом пришёл в себя. Удары прекратились. Евреи вокруг торжественно молчали, словно околдованные происходящим на их глазах действом. Элиягу наклонился над ним и