Артур Черный - Мир Всем Вам.

Можно налить водки и продолжить рассказ… Но я не хочу. Не хочу вспоминать своих слез, что текли, когда их не могли наблюдать. Не хочу помнить слезы других, которые не прятались от людей. Не могу простить себе, что не бросил отдел, не плюнул на все запреты и не сбежал из Чечни. Что остался тогда в её никому не нужной столице. Не изменил присяге, но запятнал совесть.

Уже всё закончилось… Уже закрыли страницу Беслана. Уже бросили в землю всех, кого смогли опознать. Взяли по три зарплаты могильщики, превзошли всякий спрос и венки, и гробы. Минуло время, и остыли горячие угли пожара, и нет над пепелищем ворон. И уже никто не стреляет на школьном дворе. Давно в нем плакали дети, давно они были убиты.

Всё позади… Он так далек, тот день, 1-е сентября 2004 года, когда Грозный в один миг проиграл Беслану свою многолетнюю кровавую славу. В одно мгновение лишился своего имени.

…Что бы не происходило здесь, в Назрани, Махачкале, Грозном, Беслане — нас всегда мучили одни и те же вопросы: «Как они прошли?», «Откуда знали, где больнее ударить?», «Почему так легко уходили?» Что за талисманы имели они, что мы никак не могли одолеть?.. Эти простые вопросы стали для нас такими философскими, такими вечными, как темы любви, жизни и смерти. Мы много лет провели здесь, много прошли боев, и много наград получили на грудь. И мы поняли: не бывает удачи. Ей вечно с нами не по пути. Постоянны лишь потрясения, лишь горе с бедой. И только несчастье может быть вечным… Пусть мы остались в живых. Но, кто скажет, что это удача?

А вот не так было с бандитами. Они словно не знали беды. Удача не шла рядом с ними, они несли ее на руках. И даже, когда всех перебили в Беслане, им не изменила фортуна. Ведь они три дня унижали целое государство, издевались над каждым от Балтики до Чукотки. И теперь мы точно могли сказать: кто-то продает нас за нашими спинами. Кто-то родной, кто-то свой, на кого невозможно подумать. Это из нашего стана торгуют амулетами счастья для боевиков.

Если бы нам знать имена!.. Если бы хоть раз увидеть лицо!.. Да почернело бы солнце, и отпустили бы мертвых гробы, когда бы мы не отважились на расправу!

…Что-то держало нас здесь. Что-то затягивало, словно трясина или запой. Мы хотели, но уже не могли оставить Чечню. Мы все ходили здесь под прицелом, на нас была вечно открыта охота. Нас, как могли, убивали враги, как умели, калечили врачи и фугасы — отнимали у нас руки, убавляли ноги, по метрам сокращали кишки. И вместо богатырей и гигантов, мы делались карликами и уродцами — пластмассовыми и железными дровосеками, скрепленными винтами да скрученными болтами… Но это лишь руки да ноги… А душа?!. Да где взять такие бинты, чтобы перевязать её раны?.. Нас убивали здесь, ломали судьбы. Нами играли политики, нас продували и продавали… Но было что-то еще. Что-то светлое. Хорошее. Чистое. То, чего бы мы никогда не узнали за целую жизнь.

Эта война возвысила нашу душу. Заставила вспомнить, кто мы на самом деле. Отдать без жалости свое имя, чтобы получить единственное на всех: Его Величество Солдат!

Мы поняли здесь, что только мы, а ни кто другой, — единственные герои века и столетий. Мы — русские солдаты. Это вчера мы были забитой толпой, быдлом, вчера нам внушали покорность и не давали подняться с колен. И это вчера длилось всю нашу жизнь!.. Но Чечня освободила нас! Мы перестали бояться и трепетать. Мы впервые почувствовали СВОБОДУ! Свободу от всего! От раболепства, от унижений, от страха! Мы подружились со смертью, и она поведала нам, что свободен по настоящему тот, кто не боится жить. Это вчера мы не сомневались в истине, когда слышали или читали: «Опасайтесь террора! Вас взяли в заложники — не оказывайте сопротивления. Помните, что ваша цель — остаться в живых». А сегодня мы с презрением отворачивались от этого позора. Сегодня сами кричали другим: «Видишь террориста — убей! Не моли о пощаде — тебя не услышат! Не бойся умереть — за тебя отомстят!»… Кто это сделает? Мы — единственные герои века и столетий. Мы, кто поняли, что свободу нельзя отнять даже под дулом оружия. И нельзя убить. Ведь смерть — это тоже свобода.

Обречен человек, что утратил свободу, обречена нация, что привыкла к покорности.

Это дала нам Чечня! И мы — солдаты — единственные русские, кто остался свободен!

Теперь мы знаем, что не станем кланяться власти, когда вернемся домой. Что, не задумываясь, переступим закон, когда он обойдет справедливость. И никому не подставим другой щеки для второго удара. Не поступимся принципами, не утратим своей свободы… А, если вдруг станет невмоготу, если не хватит сил и дальше стоять на ногах, мы снова вспомним Чечню — единственную родину нашей свободы. Где, испытанные огнем и железом, мы наконец-то вернули своё прежнее имя — Русские! И раздавили всех, кому не терпелось увидеть нас на коленях!

…Был у меня один разговор с милиционером-чеченцем: «Если уйдете, как в 96-м, — нам конец…» «Но почему, почему конец? — не хотел я его понимать. — Неужели не выстоите?» А чеченец, будто зная какую-то тайну, только качал головой: нет, не выстоим… «Так что же вам нужно, чтоб устоять?» — задал тогда я вопрос. И был поражен простотой ответа: «Вы».

Милиционеры-чеченцы… Оказалось, никакие они не бандиты, не злодеи, не бунтовщики — чем много лет забивали мне уши до Грозного. И я благодарен судьбе, что призвала меня в этот нерусский отдел.

Начальник нашего РОВД — надменный старый полковник. Он часто был груб с нами, несправедлив и жесток. Но это он держал Ленинской РОВД в августе 96-го. Не сдался, не побежал, не опустил русский флаг. И после вместе с войсками покинул Чечню. Да только, если войска уходили домой, то он торопился в изгнание… Но вернулись русские, вернулся и он. И пока нам не тесно друг с другом. Но куда он пойдет, когда окажется стар? В какое пожизненное изгнание отправиться после этой войны? Он, кто нажил здесь столько врагов, что перестал верить даже друзьям. Для кого не осталось угла в республике, где бы у него не спросили за прошлое.

Начальник участковых — командир батальона ополчения, с боями входившего в Грозный. И даже имя ему пристало — Комбат. Крепко пристало, до смерти не отпадет. Да вот только имя и оставило ему время. Давно некем стало командовать. Вон, ущербная наша ППС — последний осколок того батальона. Растеребили пули и годы незыблемый его строй. Обвалились окопы, и все покинули бой; ослабели и умерли. Не наскрести и на роту; кто пал, кто пропал.

Простой участковый. При штурме города вынес из-под огня раненого русского офицера. Тот не поверил, что вынесли — чеченец ведь вынес… Имя спросил. Пообещал одарить. Не забыл. Протащил в штабах представление на награду. Чеченец и думать забыл про него, тоже не поверил — русский ведь обещал… Да только для доброго дела не бывает национальных границ. Зря мы не верим друг другу. Погиб он, этот чеченец. Через несколько лет. В августе этого года. Звали его Иса — имя пророка. Иисуса по-нашему.