Светлана Алексиевич - Цинковые мальчики

- В аэропорт, - говорю таксисту.

- Еду в парк. - И закрывает дверцу.

- У меня муж погиб в Афганистане...

Молча выходит из машины, помогает сесть. Заезжаем к подруге, я одалживаю деньги. В аэропорту нет билетов до Москвы, а мне страшно вынуть из сумочки телеграмму и показать. Вдруг это неправда? Ошибка. Если буду думать, что он жив, тогда он и будет жив. Я плакала, все на меня смотрели. Посадили до Москвы в "кукурузник". Ночью прилетела в Минск. Надо дальше, в Старые Дороги. Таксисты ехать не хотят, далеко - сто пятьдесят километров. Прошу. Умоляю. Один согласился: "Давай пятьдесят рублей, повезу".

В два часа подъезжаю к дому. Все плачут.

- Может это неправда?

- Правда, Тамара. Правда.

Утром идем в военкомат. Ответ военный: "Когда привезут, тогда вам сообщим". Ждем еще двое суток. Звоним в Минск: "Приезжайте, сами заберите". Приезжаем, в облвоенкомате говорят: "Его по ошибке увезли в Барановичи". Это еще сто километров, у нас автобус не заправлен. В Барановичах в аэропорту никого нигде нет, рабочий день закончился. В будке сидит сторож:

- Мы приехали...

- Вон там, - показывает рукой, - какой-то ящик. Посмотрите. Если ваш забирайте.

В поле стоял грязный ящик, на нем мелом было написано: "Старший лейтенант Довнар". Я оторвала доску в том месте, где в гробу окошечко: лицо целое, но небритый лежит, и не умыл никто, гроб маловат. Запах... Наклониться, поцеловать нельзя... Так мне вернули мужа...

Я стала на колени перед тем, что было когда-то самым дорогим.

Это был первый гроб в деревне Языль Стародорожского района Минской области. У людей, помню, одно - ужас в глазах. Никто не понимал, что происходит. Опустили его в могилу. Не успели рушники, на которых опускали, вытащить, как вдруг - страшный гром и град, помню, град, как белый гравий на цветущей сирени, хрустит под ногами. Сама природа была против. Я долго не могла уехать из его дома, потому что здесь была его душа. отец. мать... Мы мало говорили. Мне казалось, что мать меня ненавидит: я живу, а его нет, я выйду замуж, а ее сына не будет. Теперь на говорит: "Тамара, выходи замуж". А тогда я боялась встречаться с ней глазами. Отец чуть с ума не сошел: "Такого парня угробили! Убили!" Мы с матерью его убеждали, что Петю орденом наградили, что Афганистан нам нужен, защита .южных рубежей... Он не слушал: "Сволочи!.."

Самое страшное было потом. Самое страшное... - привыкнуть к мысли, что мне не надо ждать, мне некого ждать. Утром просыпалась мокрая от ужаса: "Петя приедет, а мы с Олеськой живем по другому адресу". Мне надо было понять, что теперь одна и буду одна. Я три раза в день заглядывала в почтовый ящик... Ко мне возвращались только мои письма, которые он не успел получить, со штампом "Адресат выбыл". Я разлюбила праздники. Перестала ходить в гости. У меня остались только воспоминания. Вспоминалось лучшее.

Первый день мы с ним танцевали. Второй - гуляли в парке. На третий день нашего знакомства он предложил выйти за него замуж. У меня был жених. Заявление лежало в загсе. Я сказала ему об этом. Уехал и писал письма большими буквами на всю страницу: а-а-а-а-а!! В январе обещал: приеду, и поженимся. А я в январе замуж не хочу. Я хочу свадьбу весной! Во Дворце бракосочетаний. С музыкой, цветами.

Была свадьба зимой, в моей деревне. Смешно и наспех. На Крещенье, когда гадают, мне приснился сон. Маме утром рассказываю:

- Мама, я видела красивого парня. Он стоял на мосту и звал меня. На нем военная форма. Но когда я подошла к нему, он начал удаляться, удаляться и совсем исчез.

- Не выходи замуж за военного, одна останешься, - сказала мама.

Он приехал на два дня.

- Пойдем в загс, - с порога.

В сельсовете посмотрели на нас:

- Зачем вам два месяца ждать? Идите за коньяком.

Через час мы были мужем и женой. Метель на улице.

- На каком такси ты повезешь молодую жену?

- Сейчас! - поднимает руку и останавливает трактор "Беларусь".

Годами я видела сны, как мы встречаемся. Едем на тракторе. Восемь лет, как нет его... Снится часто. Во сне я все время его умоляю: "Женись на мне еще раз". Он меня отталкивает: "Нет! Нет!" Я его жалею не потому, что это был мой муж. А какой мужик! Большое сильное тело. Жалею, что не родила от него сына. В последний раз приехал в отпуск, а квартира закрыта. Телеграмму не дал. Я не знала. У подруги день рождения, я там. Он открыл дверь: громкая музыка, смех... Сел на табуретку и заплакал. Каждый день встречал меня: "Иду к тебе на работу, коленки дрожат. Как на свидание". Вспоминаю, как купались. Сидели на берегу и жгли костер:

- Ты наешь, как не хочется погибать за чужую родину.

А ночью:

- Тамарка, не выходи больше замуж.

- Почему так говоришь?

- Потому что я тебя очень люблю. И не представляю, что ты будешь с кем-то...

Иногда мне кажется, что я живу долго-долго, хотя воспоминания одни и те же.

Дочка была маленькая, приходит из садика:

- Сегодня мы рассказывали про своих пап. Я сказала, что мой папа военный.

- Почему?

- Они же не спросили: есть он или нет? Они спрашивали, кто но?

Подросла. Когда я за что-нибудь на нее злюсь, советует:

- Выходи-ка ты, мамка, замуж...

- Какого бы ты хотела папу?

- Я хотела бы своего папу...

- А не своего какого?

- Похожего...

Мне было двадцать четыре года, когда я осталась вдовой. В первые месяцы подойди ко мне любой мужчина, ту же бы вышла замуж. С ума сходила! Не знала, как спастись. Вокруг прежняя жизнь: кто дачу строит, кто машину покупает, у кого-то квартира новая - нужен ковер, красная плитка для кухни... Чужая нормальная жизнь доказывала, что у меня не такая. Мебель я только сейчас стала покупать. У меня не поднимались руки печь пироги. Разве в моем доме может быть праздник? В ту войну у всех было горе, у всей страны. Каждый кого-то потерял. Знал, за что потерял. Бабы хором голосили. В кулинарном училище, где я работаю, коллектив сто человек. Я одна, у кого муж сегодня погиб на войне, о которой другие только в газетах читали. Когда в первый раз услышала по телевизору, что Афганистан - наш позор, хотела разбить экран. В тот день я второй раз мужа похоронила..."

Жена.

"Привезли нас в Самарканд. Стоят две палатки, в одно - мы сбрасываем с себя все штатское, кто поумнее, успел по дороге куртку, свитер продать, купить вина напоследок, в другой - выдавали солдатское бэу (бывшее в употреблении) - гимнастерки сорок пятого года, "кирзачи", портянки. Покажи эти "кирзачи" привыкшему к жаре негру - в обморок упадет. В слаборазвитых африканских странах у солдат легкие штиблеты, куртки, штаны, кепи, а мы строем, с песней, по жаре в сорок градусов - ноги варятся. Первую неделю на заводе холодильником разгружали стеклотару. На торговой базе таскали ящики с лимонадом. Посылали к офицерам домой, у одного я дом кирпичом обкладывал. Недели две крышу на свинарнике крыл: три листа шифера забьешь, два сплавишь за бутылку. Доски загоняли по цене: один метр - один рубль. Перед присягой два раза сводили на полигон, в первый раз дали девять патронов, а другой мы бросали по гранате.