Анатолий Лашкевич - В воздушных боях. Балтийское небо

Д. Шаров и А. Мироненко. Июнь 1944 г.

В период Выборгской операции особо отличившимся были вручены правительственные награды. Орденами Красного Знамени были награждены майор Мироненко, старшие лейтенанты Бородачев, Хорунжий, Илюхин, Ковалев, лейтенанты Соловьев, Ханбеков, Асин, Лысенко. Вторым орденом Красного Знамени был награжден и я. Орденами Красной Звезды были награждены старшие-техники лейтенанты Маркелов, Цюкан, Шишенко, старшины Перелыгин, Минтюк и Панин. Несколько человек получили медали «За боевые заслуги».

В конце июня капитан А. Кувшинников ушел из нашей эскадрильи на такую же должность в 12-м ИАП нашей дивизии. В полку прошел слух: Кувшинников идет туда для укрепления дисциплины.

Когда, уложив свои пожитки в парашютную сумку, Кувшинников отправился на КП полка, адъютант эскадрильи Женя Дунаев обнаружил отсутствие двух чугунных утюгов. Не трудно было догадаться, что они могли оказаться в парашютной сумке Кувшинникова. Быстро изъяв утюги из сумки, Дунаев, чтобы Кувшинников не заметил отсутствия утюгов, вместо них вложил туда два здоровых булыжника. Уже из Керстово, где базировался 12-й полк, Кувшинников с возмущением по телефону говорил Дунаеву:

— Товарищ Дунаев, и вам не стыдно?! Вы у командира украли утюги!

— Товарищ капитан, во-первых, эти утюги общие и не ваши! Во всяком случае, вы могли взять один утюг, а вы забрали оба!

С приходом в полк Кувшинников за ужином не принимал «наркомовскую норму». Сливая ее во флягу, он всегда приговаривал:

— Отвезу водку в Ленинград своей сестре, она ее выменяет на хлеб или на какие-нибудь продукты.

В один из вечеров на КП 1-й эскадрильи пришел штурман полка капитан Виктор Степанов. Обратившись к Кувшинникову, он предложил:

— Выпить хочешь?

Кувшинников не отказался, и они просидели за столом почти весь вечер. Когда принесенная Степановым бутылка опустела, Кувшинников, раздобрев, решил угостить Степанова. Полез в чемодан, достал флягу, налил по чарке, выпили.

— Какая то стерва слила из моей фляги водку и налила туда воды, — сказал с возмущением Кувшинников.

— Эта стерва я, — сказал Степанов, — эту водку мы только что с тобой пили. При случае отдам!

Степанов знал: Кувшинников не пьет «наркомовскую порцию» и сливает ее во флягу. И, выбрав момент, когда Кувшинникова не было в своей землянке, он забрался в чемодан и слил водку.

Командир 3-й эскадрильи И. И. Голосов. Погиб под Кенигсбергом в апреле 1945 г.

Вместо Кувшинникова в нашу эскадрилью пришел капитан Иван Ильич Голосов. Мы находились в землянке, я ждал телефонного звонка из штаба полка на получение приказа на аэрофоторазведку. Отворилась дверь в землянку, и перед нами предстал среднего роста капитан, грудь которого украшали два ордена Красного Знамени и орден Александра Невского.

— Здравствуйте, товарищи! — обратился он к нам, и это прозвучало как-то просто, по-домашнему. — Назначен к вам командиром!

Мы поняли, что это Голосов, о котором мы много слышали. Капитан воевал с первых дней войны, и к этому дню совершил сотни боевых вылетов. У нас говорили, что при штурмовках врага Голосов уничтожил около 2000 солдат и офицеров.

Он был хорошо сложен, приятное симпатичное лицо, немного суровое. Хорошо пригнанная форма говорила об аккуратности нового командира.

Подойдя к нему, я представился:

— Старший лейтенант Лашкевич.

— Я много о тебе слышал и представлял тебя по-другому. Мне казалось, что ты высокий, крупного телосложения, а ты, как и все истребители, — среднего роста и ничем не выделяешься!

В это время прозвенел телефон. На другом конце провода был майор Обухов.

— Лашкевич, надо сфотографировать остров Сомерс и, пройдя по побережью к Ловизе, на ее мысу обнаружить зенитную батарею. Ты ее так просто не увидишь, снижайся до высоты 1500 метров, стрельни по этому мысу, обнаружь ее и сфотографируй.

— Есть, товарищ майор! — ответил я Обухову.

Голосов задержал меня и говорит:

— Подожди!

Он взял телефон, переговорил с Мироненко и, глядя на меня, проговорил в трубку:

— Будем знакомиться в полете!

На разведку мы пошли с ним парой. Остров Сомерс я сфотографировал с высоты 3000 метров. Проходя вдоль южного побережья Финляндии, я рассматривал на мысу зенитную батарею, как вдруг Голосов резко развернулся на меня. Я тут же развернулся на него, и получился встречный разворот «все вдруг» на 180°. Развернувшись, я только сейчас заметил проскочившую нам в лоб пару ФВ-190. Увлекшись поиском батарей, я прозевал самолеты противника. Но истребители противника в бой вступать не хотели, и мы пошли дальше по маршруту разведки. Снизившись до 1500 метров, я шарил глазами среди густых сосен, разыскивая вражескую батарею. Что-то похожее показалось внизу. Она была хорошо замаскирована! Передав по радио Голосову: «Я спикирую на батарею, прикрой меня!» — я пошел в пикирование. На пикировании мне было видно, как зенитчики разбрасывали маскировку и готовили орудие к бою. Хорошо прицелившись, я пустил в батарею очередь из всех точек и, выйдя в горизонтальный полет, сфотографировал ее.

Задачу мы выполнили. Знакомство состоялось в полете, и с этого дня у нас завязалась хорошая, крепкая дружба.

Я уже говорил, что из числа молодых пилотов мне приглянулся Костя Милютин: скромный парень с хорошей техникой пилотирования. Все полеты на разведку кораблей противника днем мы выполняли с ним. Ночную разведку я выполнял один. Вскоре мы совершили более полсотни полетов на разведку. По нашим данным, штурмовики наносили крепкие удары, которые мы же и фотографировали спустя 30 минут после сброса штурмовиками бомб.

Милютина, получившего небольшой боевой опыт, вскоре направили на учебу в Школу воздушного боя. Указом Президиума Верховного Совета его наградили орденом Красного Знамени, я же за разведку был награжден третьим орденом Красного Знамени.

В период Выборгской операции молодые летчики уже имели по 10 боевых вылетов. Между вылетами на боевую работу они отрабатывали групповую слетанность и учебные воздушные бои. Сашу Степанова прикрепили ведомым к старшему летчику моего звена Петру Андрияшу. Опыта вождения пары Андрияш еще не имел. Проходя групповую слетанность, Андрияш в районе аэродрома Керстово перевернул свой самолет на «спину», не предупредив ведомого о своих действиях. Поняв, что ведущий выполняет переворот через крыло, Степанов тоже сделал переворот и пошел вниз. Тем временем Андрияш вывел свою машину обратно. Высота, на которой сделал Степанов переворот, была 400 метров, и ее было недостаточно для вывода из пикирования. На пикировании Степанов понял это, но, обладая могучей физической силой, сильно потянул ручку управления на себя. Перед самой землей он вырывает самолет из пикирования, и машина, переходя на критические углы атаки, разломилась и ударилась об землю. От самолета остались «рожки да ножки», как говорят пилоты, «граблями не соберешь».