Донна Уильямс - Никто нигде

Легких решений я не предлагаю. На войну нужно отвечать войной, на разоружение — разоружением. Я говорю лишь о том, что эту войну необходимо хорошенько продумать, вести последовательно, шаг за шагом, с неустанным вниманием к ребенку и его потребностям — а конфронтация, если она потребуется, должна быть косвенной и уважительной.

Проблемы с восприятием — смысловая глухота, смысловая слепота, мутизм или нефункциональная речь — усиливаются от тяжелого стресса, вызванного неспособностью справиться с новой информацией, которая поступает с огромной скоростью и часто несет эмоциональную нагрузку.

Возможно, именно эта эмоциональная сверхчувствительность ведет к регулярным информационным «перегрузкам» и «отключениям», по своему механизму напоминающим шок. Подобные колебания сознания, если происходят постоянно, могут в конечном счете затруднить и исказить развитие ребенка; в результате подобные дети не только в сонном состоянии, но и во время бодрствования находятся во власти своего подсознания и непосредственных ощущений. Мне очень понятно, как из этих постоянных переходов «в сон и обратно» рождается ощущение эмоциональной нестабильности и небезопасности.

Разумеется, мое собственное положение сильно ухудшали множественные пищевые аллергии. Тяжелая пищевая аллергия, если ее не лечить, может вызвать нарушение работы мозга.

Человек состоит из трех систем, как правило, более или менее согласованных друг с другом и работающих примерно на одном уровне. Это: сознание, тело и эмоции. У некоторых людей поражена одна из этих систем, так что полная согласованность в их работе невозможна. При проблемах с интеллектом и трудностях в обучении умственное развитие отстает от физических возможностей и эмоционального интеллекта. Телесная агнозия (когда мозг отказывается воспринимать телесные ощущения), серьезные проблемы с контролем моторики, атрофия мышц — все это приводит к тому, что физические возможности отстают от интеллектуального и эмоционального развития. Сильный Страх Открытости, вызывающий у некоторых людей с аутизмом хронические реакции избегания, отторжения и агрессии, ведет к тому, что эмоциональное функционирование человека отстает от его физических возможностей и интеллекта.

Страх Открытости при аутизме связан с плохой работой механизма контроля эмоций; в результате тело и сознание, в прочем нормально функционирующие, теряют способность выражать себя с естественной для них глубиной. Наша чувствительность к взаимодействию с внешним миром различна; возможно, еще до рождения у некоторых из нас формируется ограниченная способность к созданию и получению «сообщений» о взаимодействии с окружающими или отказ воспринимать нейронные сигналы такого рода из-за перегрузки. Теоретически это может привести к неспособности понимать и переносить близость — центральное понятие в формировании отношений — а также осмыслять окружающую обстановку. Не имея этих способностей, ребенок, возможно, еще в младенческом возрасте воссоздает утраченное внутри себя, сам для себя становится миром, рядом с которым весь остальной мир оказывается чужим, излишним, попросту ненужным. Ребенок как целый мир — это больше не личность. Отсюда отсутствие эмоциональных привязанностей, желания учиться и быть частью окружающего мира, всегда рождающегося из эмоциональной привязанности и чувства причастности; у аутичного ребенка эти потребности отмечаются не раньше, чем их навязывает сам окружающий мир. И все же, несмотря на все эти недостатки, и при Страхе Открытости остается надежда развить потенциал аутичного ребенка и преодолеть хотя бы некоторые из его проблем.

Сравнивая Страх Открытости при аутизме с шизофренией, стоит отметить, что и то, и другое, по-видимому, включает в себя механизмы «отключения» при эмоциональной перегрузке. Возможно, у аутичных людей со Страхом Открытости этот механизм отключения сверхчувствителен и включается слишком легко. У большинства людей он начинает действовать лишь в экстремальных ситуациях, при сильных эмоциональных потрясениях — и действует очень недолго. Шизофрения — это, быть может, «поломка» мозга, возникающая оттого, что эта способность отключаться постоянно игнорируется или недостаточно чувствительна, чтобы защищать сознание от непосильных для него перегрузок. Возможно, поэтому аутизм, каким бы «безумным» он иногда ни выглядел — не форма сумасшествия. Скорее уж, он представляет собой чрезмерную чувствительность механизмов, от сумасшествия предохраняющих.

Различие между шизофренией и шизоаффективным расстройством прямо связано с разделением сознания и эмоций. Но, возможно, шизоаффективное расстройство представляет собой природный механизм обращения с острым Страхом Открытости. Чтобы минимизировать Страх Открытости и вызванные им «отключения», мне пришлось бороться не за интеграцию сознания и эмоций, а, напротив, за их жесткое разделение. Для этого я постоянно убеждала себя, что в том, что я делаю, нет ничего личного или эмоционального, а также постоянно занималась самогипнозом, стремясь успокоиться настолько, чтобы получить возможность хоть какого-то самовыражения. Это позволяло мне снизить стресс эмоционального сопротивления, связанный со Страхом Открытости, настолько, чтобы как-то общаться с окружающими.

Возможно, такая реакция «шизоидна», в строгом смысле этого термина: однако «шизоидный» — не значит «шизофренический». Оглянитесь вокруг. Большинство людей принуждают себя действовать вопреки собственным естественным эмоциональным реакциям. Мы живем в шизоидном обществе, в обществе тотального отчуждения. Отчужденной от мира я, по-видимому, родилась — или, во всяком случае, пришла к этому в результате заметного отставания в эмоциональном развитии в возрасте приблизительно трех лет.

Не «сумасшедшие», не «дураки», не эльфы, не инопланетяне; аутичные люди со Страхом Открытости — просто люди, запертые в невидимой тюрьме своих изуродованных эмоциональных откликов. Но эти люди, измученные навязчивыми реакциями избегания, отторжения и агрессии, или эмоционально отстраняющиеся от всего вокруг, чтобы как-то жить, — не перестают чувствовать. В конце концов, сознание мое пришло к пониманию, что доброта и нежность меня не убьют; но эмоциональные отклики сопротивлялись его логике, упрямо твердя мне, что добрые чувства, ласковые и любящие прикосновения непременно убьют меня или, по крайней мере, причинят боль. Когда я пыталась не обращать на это внимания, то часто впадала в состояние, схожее с шоком; информация, поступающая в мозг, становилась для меня непостижимой, лишенной смысла. Эмоции мои при этом зачастую «совершали самоубийство»; я теряла все чувства, физические и эмоциональные, оставаясь, в лучшем случае, наедине с бездушными приказами рассудка. В то же время подсознание, стремясь вырваться из тюрьмы Страха Открытости, порой превращает аутичных людей в гениальных творцов. Быть может, творчество становится для них лучом света во тьме — и они хватаются за него, видя в нем единственный путь к освобождению.