Ваан Тотовенц - Жизнь на старой римской дороге

— Торик, сынок, лучше бы ты убил меня, чем свалил на меня такое горе, — сквозь слезы говорила Турвантан.

Ослепленный своей любовью, Торик не в состоянии был понять старую женщину.

— Ноготок своей жены я не променяю на дочь твоего фабриканта, — решительно заявил Торик.

— Ах, что скажут люди, — продолжала причитать Турвантан, — как я посмотрю в глаза людям, лучше бы ты похоронил меня рядом с Григором-агой.

— Тетушка Турик, Анжела такая же сирота как я, не говори о ней плохо, — взволнованно сказал Торик.

В это время из комнаты вышла Анжела, увидела Турвантан и Торика, радостно подбежала к Торику и поцеловала его. Турвантан искоса поглядела на Анжелу.

Торик же поднял жену на руки и стал носить ее взад и вперед.

— Ты такая легкая, как маленькая птичка.

Анжела спрыгнула на пол, подошла к Турвантан, положила свою золотую головку ей на колени и прошептала:

— Тетушка Турик, ты мне будешь мамой, а я тебе буду послушная дочь, хорошо?

Слова Анжелы тронули Турвантан. Она поцеловала Анжелу, но ничего не ответила.

Спустя некоторое время, когда Торик и Анжела позавтракали, поели халву, Торик объявил:

— А сейчас мы пойдем с тобой в церковь венчаться.

Анжела благодарно посмотрела на него.

— У вас нет свидетельства о рождении, сын мой, — сказал поп.

— Да будет вам, отец, и без него обойдемся, — сказал Торик и положил в руки священника золотой.

Поп взял Библию и прочел: «Станете одно тело и одна душа…»

— Станете одно тело и одна душа, — очень верно сказано, — воскликнул Торик, а Анжела молча и со страхом поцеловала серебряный крест.

Когда они вернулись домой, Турвантан спросила Торика.

— Ты сегодня пойдешь в мастерскую?

— В такой день я не буду работать, — ответил Торик и ласково посмотрел на свою жену.

— Ты обязательно пойди в мастерскую, — дружески подсказала Анжела, — от работы нельзя отказываться.

— А ты?

— Я буду помогать тетушке Турик, пока ты вернешься.

— Никуда не уйдешь? — спросил Торик с опаской.

Она поняла, что его мучает. Она подошла к нему, нежно поцеловала его и сказала:

— До самой смерти я никуда не уйду, я твоя навеки.

— Ангел ты мой, родная моя!

Торик побежал открывать свою лавку.

Турвантан и Анжела вместе взялись за уборку, и Анжела спросила:

— Тетушка, а чем занимается наш Торик?

— У него мастерская. Он шьет паланы для вьючных ослов.

Анжела замолчала.

— Что, не по душе тебе его работа?

— Нет, почему же, работа не плохая, — и, уловив выражение недоверия на лице Турвантан, прибавила: — Всякая работа хороша и почетна, не правда ли, тетушка?

А Торику тем временем совсем не работалось. Он попросил соседа присмотреть за лавкой, а сам помчался домой.

— Пойду, погляжу, как там мой ангелочек.

Анжела между тем выставила из комнаты все вещи, босиком мыла полы, перевязав свои золотые волосы белой лентой.

— Чем ты занята, ангел мой? — спросил Торик, войдя в дом.

— Решила уборкой заняться, — улыбнулась ему Анжела.

— Женушка ты моя родная, — ласково сказал Торик и припал к ее ногам.

Анжела заставила его подняться и тихо прошептала:

— Торик, душа моя.

Когда Торик вновь собрался идти в лавку, Анжела спросила его:

— Ты не будешь возражать, если я сделаю небольшую перестановку в нашей комнате?

— Как тебе хочется, так и расставляй мебель. Что бы ты ни сделала, мне понравится.

Анжела запрыгала от радости.

А вечером, когда Торик вернулся домой, он с трудом узнал свой дом. Вся мебель была расставлена по-новому, удобно, со вкусом, — хотя никаких новых вещей не прибавилось, комната казалась нарядней и светлей.

Торик долго, восхищенным взором оглядывал все кругом, и сердце его радовалось.

— Ангел мой, — произнес Торик искренне, — ты ведь устала, ложись сегодня спать пораньше.

Анжела уверяла его, что не устала, ибо работать ей было легко и радостно.

Торик не поверил ей, потому что знал по опыту, как устает человек от работы, и все просил ее лечь поскорей.

Дни пролетали быстро, как взмывшие в небесные выси голуби. Счастью Торика не было предела. Но по городу ползли слухи.

— Эй, ты слышал, — говорили друг другу на улице приятели. — Паланчи Торик привел к себе в дом проститутку.

Весь город пальцем показывал на Торика. Даже тот приятель, который познакомил его с Анжелой, порвал дружбу с Ториком, да еще направо-налево всем рассказывал:

— Понимаете, как увидел Торик эту женщину, так схватил ее, словно коршун добычу, и увел к себе домой.

Турвантан хоть и молчала, прикусила язык, но не мирилась с ужасной действительностью. «До чего я дожила, — горевала она, — моя невестка — проститутка». Она месяцами не выходила на улицу — ни в баню, ни на рынок, ни в церковь, ни к своим близким приятельницам.

— Буду сидеть дома, пока богу душу не отдам, такого позора я не перенесу, — твердила она.

Анжела тоже из дому не выходила, чтобы не появляться на глаза людям и не подавать повода для разговоров, днем и ночью занималась хозяйством, а Торик не обращал на пересуды никакого внимания. Он гордо расхаживал по городу, лихо надвинув шапку на лоб.

— Покажите мне хоть чью-нибудь дочь, которая была бы порядочней моей жены, — говорил он. — Вот, к примеру, дочь Енго. Так она не то еще вытворяла. А разве дочь Демирчохли не осталась с животом, не имея еще мужа? Ну кого еще привести в пример? Да что там! Разве не дочь Суриева родила ребенка от своего же слуги? А дочь Чавушяна Керопа не сбежала с любовником в другой город? Ничего себе, порядочные. Ха, ха, ха…

Все это было правдой, но об этих сплетничали втихомолку.

Однажды Анжела, но выдержав, заплакала:

— Торик, бесценный мой, лучше я уеду из этого города, ты избавишься от сплетен.

— Что ты болтаешь, — возмутился Торик, — ты с ума сошла. Ты для меня самая святая женщина на земле.

Анжела благодарно прижалась к мужу.

За короткое время дом Торика совсем преобразился: на окнах появились красивые занавески, стулья и тахта были прикрыты чехлами, стены побелены, двери и оконные рамы заново окрашены, в коридоре настлан деревянный пол. Во всех углах стояли горшки с цветами, и по утрам они весело пестрели под солнечными лучами. Маленький заброшенный садик за домом совсем преобразился благодаря заботам Анжелы. Раньше там росли только сорняк да бурьян, а теперь появились ровные грядки, цветы. Сам Торик был чисто одет, обут с ног до головы, ухожен. Его черные усы, прежде беспомощно свисавшие, теперь, словно большие запятые, торчали по обе стороны носа. Вместо мятых шаровар он носил настоящие европейские брюки, безвкусная цветастая рубаха была заменена белой сорочкой. Теперь он всегда носил галстук. Во все это вкладывала свое умение и вкус Анжела.