Гарольд Лэмб - Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока

Поэтические импровизации, которым Бабур предавался по собственной прихоти, хотя и составленные по всем правилам, все же были любительскими. В эпоху Тимуридов признаком мастерства считалось умение соблюдать равновесие между формой и содержанием. Хотя Бабуру, сочинявшему стихи по-тюркски, так и не удалось превзойти Алишера Навои, тем не менее он достиг известной виртуозности и был склонен облекать в стихотворную форму самые серьезные размышления. В порыве раскаяния он переложил заветы преподобного Ахрари в стихи, написанные на тюркском языке, который делал их общедоступными. Зачарованный игрой слов, он написал рассуждения о риторике, одновременно изобретя новый почерк[42], который назвал «бабури». Довольно странно, что, превосходя некоторых профессиональных поэтов, он проявлял необъяснимое равнодушие к музыке и редко брался за музыкальные инструменты, однако порой наигрывал ускользающие из памяти мелодии собственного сочинения. И редко воздерживался от не всегда справедливой критики, когда музицировал кто-то другой.

В течение долгих лет он трудился над собственной поэмой «Мубаин». Задумав поэму как напутствие своим сыновьям – Хумаюну и Камрану, – он изложил в ней по-тюркски свои размышления о религиозных убеждениях, правилах поведения и экономических задачах монарха. Философские рассуждения вперемешку с практическими советами он облек в довольно изощренную поэтическую форму, которой пользовался Руми и другие великие мистики. Возможно, стихотворную форму он выбрал для того, чтобы облегчить своим сыновьям чтение «Мубаин», хотя не исключено, что он поступил так для собственного удовольствия.

Одна из глав «Мубаин» (поэма была переведена – лишь частично – на русский язык) объясняет взгляды Тигра на систему налогообложения в стране, населенной преимущественно афганцами. Поскольку он предназначал свое сочинение сыновьям, в нем, очевидно, отразились его окончательные выводы о доходах, которые могла принести эта скудная земля, обрабатываемая дикими племенами и оседлыми крестьянами. Нельзя не отметить, что Бабур был далек от мысли применить в своей новой стране ту систему налогов, которой пользовались Тимуриды, правящие в Самарканде. Феодальный обычай, обязующий землевладельца отдавать казне часть собранного на его полях урожая, заменил новый закон, вводящий конкретный налог на земли, стада и торговлю.

Довольно умеренный налог на земли взимался с учетом их местоположения, но вне зависимости от величины урожая, что побуждало землевладельцев увеличивать доходность наделов. С фруктовых садов, диких или культурных, причиталась десятая часть от собранных плодов. Со стад овец и коз брали одну голову с каждой сотни; крупного рогатого скота – одну из тридцати, лошадей – одну из сорока; по непонятным причинам пять верблюдов приравнивались к одной овце. Владельцам стад предоставлялось «право выбора» – они могли платить деньгами или натурой. Что касается торговли, купцы местного базара выплачивали определенную сумму, которая пополнялась за счет проходящих через город торговых караванов. Немусульмане – индусы и евреи – отдавали в казну двадцатую часть своих товаров.

Очевидно, что богатства падишаха в Кабуле росли в основном за счет поступлений от владельцев стад и базарных лавок. Бабур всегда уделял самое пристальное внимание тому, что, по его мнению, было устроено неправильно, и стремился лично внести необходимые перемены. Благодаря пристрастию к экспериментам с руслами ручьев и посадкой растений, которое он не раз демонстрировал во время своих походов по стране, народ наградил своего монарха прозвищем Царь-Садовник.

О чем повествует Цветок Розы

Повествование Бабура снова прерывается – уже в третий раз. Пробел начинается после описания зимнего дня 1520 года, утро которого он провел за мирным чтением глав из Корана, а затем, после вечерней молитвы, отдыхал, задавая корм лошадям. Записи возобновляются лишь в 1524 году, когда Бабур повел свою армию на завоевание Индии.

Несмотря на то что Бабур довольно часто ссылается на события, хроника которых утрачена вместе с частью его мемуаров, восстановить их картину не представляется возможным, поскольку другие источники отсутствуют. Хайдар, состоявший в то время на службе у Саид-хана, находился в практически недосягаемом Кашгаре, отделенном от Кабула высокой горной грядой. Историка Хондемира, пребывавшего при дворе Сефевидов, занимали события куда более важные, чем благоденствие неизвестной горной страны. Однако некоторые факты свидетельствуют о том, что Кабул процветал. Орошение земель способствовало росту урожаев. Начали плодоносить завезенные из других стран деревья, а из отдаленных неспокойных районов в безопасную и относительно благополучную страну стекались военачальники и вельможи, что несомненно свидетельствует о благополучии Кабула. Между свирепыми и воинственными афганскими племенами продолжались стычки, однако Бабур умел сдерживать их, и они уже не отваживались оказывать ему сопротивление. Узбеки, хозяйничавшие на севере страны, последовали примеру афганских царьков.

Неожиданно нам на помощь приходят записи молодой женщины. Когда родилась Гульбадан – Цветок Розы, – Бабур уже достиг зрелого возраста. Много позже она последовала примеру мужчин из своей семьи и начала писать свои воспоминания, выполняя просьбу племянника, императора Акбара. Гульбадан была ребенком нового поколения, родившегося от матерей, не принадлежавших к роду Тимуридов. Эти дети росли в дружеской среде кабульского двора, не зная страданий и гордыни покинутого Самарканда. Она сообщает, что ее отец никогда не вспоминал о своей родине. Очевидно, Бабур не говорил об этом со своими младшими детьми. А с тремя его женами, в жилах которых текла кровь Тимуридов, его, по странному совпадению, разлучила смерть или отъезд – еще до того, как он поселился в Кабуле.

Эта роковая закономерность, которую, должно быть, обсуждали на женской половине дома, привлекла внимание Гульбадан. Впервые за треть века семье не нужно было упаковывать пожитки и сниматься с места в поисках безопасного убежища. Горный дворец над извилистой, заросшей тростником речкой и Четыре Сада на верхних лугах стали для них надежным пристанищем. Духовное руководство женской половиной осуществлял престарелый Касим. Ни один вооруженный враг не мог приблизиться к воротам дворца. Гульбадан пишет, что прибытие в Кабул стало счастливым моментом в жизни ее отца, – до этого все его жены и новорожденные дети представали перед Аллахом. Поселившись в Кабуле, он обзавелся восемнадцатью детьми. Конечно, это следовало расценить как счастливое знамение.