Гарольд Лэмб - Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока

Баджаур вовсе не был неприступной крепостью; его жителям никогда не приходилось видеть огнестрельное оружие или отражать приступы обученной армии. Горечь, которую Бабур испытал во время бойни в Карши, не удержала его от бессмысленного избиения побежденных горцев.

Описание стремительного штурма свидетельствует о том, что за последнее десятилетие Бабур достиг значительного прогресса в военном искусстве. Обученные военачальники знали свое дело и могли самостоятельно принимать решения; сменился и командный состав армии, – только имя Дуст-бека кажется знакомым, – возможно, прежние полководцы разбежались во время северных войн. Теперь они уже не помышляли о дезертирстве или заговорах. Место неграмотного, но храброго Касима занял Ходжа Калан – государственный муж и ученый, сын одного из министров Омар Шейха.

Особо следует отметить тот факт, что Бабуру удалось заполучить европейское огнестрельное оружие – мушкеты и пушку или даже две. Сообщение о том, как это произошло, пропало вместе с другими записями предыдущего десятилетия. Судя по именам новых артиллерийских инженеров, они были уроженцами Османской империи, применявшей артиллерию, в том числе громадные осадные орудия, в течение трех последних поколений. Остается только гадать, каким образом турки умудрились пройти через земли воинственных персов, их заклятых врагов, и оказались в Кабуле вместе со своими техническими новшествами. Достаточно сказать, что к востоку от Каспия Бабур был единственным полководцем, в распоряжении которого имелись действующие орудия. К артиллерии он относился с глубочайшим интересом и с большим успехом применял ее в походах.

Как обычно, Бабур отмечал все случаи проявления храбрости и щедро вознаграждал своих приближенных. Воины, верившие в счастливую звезду своего государя, были искренне преданы ему, и это позволяло ему руководить большим количеством совсем непохожих друг на друга людей. Однако после ухода Касима за Тигром потянулся кровавый след, свидетельствующий о его жестокости.

Тем не менее с большинством своих приближенных он поддерживал дружеские отношения, и его дневник знакомит нас с некоторыми событиями их жизни. Однажды он записал, что на обратном пути через перевал Хайбер Дуст-бека постигла жестокая лихорадка. Через некоторое время Дуст-бек умер, и Бабур распорядился похоронить его перед мавзолеем султанов Газны; в записях, датированных этим днем, он вспоминает все случаи, когда Дуст-бек заслонял его от врага собственным телом.

А вот другая запись: «В тот же день у меня пропал хороший сокол, которого воспитывал Шейхим Мир-и-шикар[41]. Сокол прекрасно ловил журавлей и аистов и два-три раза линял. Этот сокол так ловко ловил птиц, что даже такого равнодушного к соколиной охоте человека, как я, превратил в сокольничего».

На охоте Бабур наблюдал за своими сподвижниками так же внимательно, как и во время сражения. В любой момент армия могла ожидать приказа приостановить продвижение, чтобы отправиться на поимку очередного зверя.

«На заре мы выступили с этой стоянки. Когда мы шли, на берегу реки показался рычащий тигр. Кони, услышав рев тигра, невольно заметались во все стороны, унося на себе всадников и бросаясь в ямы и овраги. Тигр ушел и скрылся в чаще. Мы приказали привести буйвола и поставить его в чаще, чтобы выманить тигра. Тигр опять вышел с громким рычанием. В него со всех сторон начали пускать стрелы; я тоже пустил стрелу. Халви-пехотинец кольнул тигра пикой; тигр разгрыз конец пики зубами. Получив много ран, тигр уполз в кусты и залег там. Баба Ясаул обнажил саблю и приблизился к нему. Когда тигр прыгнул, Баба Ясаул рубанул его по голове, а затем Али Систани ударил тигра по лапе. Тигр бросился в реку, в реке его и убили. Когда тигра вытащили из воды, я приказал снять с него шкуру».

В конце лета поход в верховья Инда был закончен, и на обратном пути Бабур решил устроить пир, разбив лагерь возле ущелья Хайбер. Там к нему прибыл местный старейшина, предложивший Бабуру совершить набег на племя афридиев, семьи которых в это время стекались к перевалу на сбор урожая. Бабур отказался, заявив, что его больше интересуют юсуфзаи. Отставив бокал с вином и взявшись за перо, чтобы сообщить оставшемуся в Баджауре Ходже Калану о своем продвижении, он записал на полях стихи:

О, ветер, будь милостив, скажи этой прекрасной газели:Ты заставила нас скитаться по горам и пустыням.

Очевидно, эти строки предназначались Биби Мубарике, оставшейся в Баджауре из соображений безопасности.

Происшествие с нетрезвой Буль-Буль

Все новое по-прежнему вызывало у Бабура неослабевающий интерес. В Баджауре он потешался над ужимками обезьянок с желтоватым мехом и белыми мордочками, которых местные жители называли бандарами. Он обнаружил, что они умеют жонглировать и выполнять разнообразные фокусы. В Кабуле он ни разу не видел, чтобы женщины пили вино – такое зрелище было большой редкостью, – и его очень интересовало, что может произойти в подобном случае.

В праздник пятницы он сам выпил вина и предавался праздности, наблюдая за двенадцатилетним Хумаюном, который охотился на уток с лодки. В полночь сон все еще не шел к нему, и Бабур распустил прислугу и выехал из Четырех Садов, кружным путем обогнув базар. К рассвету он достиг водоема, принадлежащего Турди-беку – коротконогому тюрку и бывшему дервишу, который предпочел своему образу жизни карьеру военачальника, и притом неплохого.

«В субботу я выехал из Чар-Бага, переправился через мост Мулла-Баба, поднялся по ущелью Даварин… и наутро, в час утренней молитвы, оказанся у кариза Турди-бека Хаксара. Турди-бек, узнав об этом, взволновался и выбежал мне навстречу. Было известно, что Турди-бек нуждается. Уезжая, я взял с собой тысячу шахрухи; я отдал их Турди-беку и сказал: «Приготовь вина и все нужное». Мне хотелось пображничать привольно в уединении. Турди-бек отправился за вином в Бехзади. Я приказал одному из рабов Турди-бека отвести моего коня пастись на пригорок, а сам присел на холме за каризом. Был первый пас, когда Турди-бек принес кувшин вина; мы вдвоем принялись пить. Когда Турди-бек нес вино, Мухаммед Касим Барлас и Шахзаде заметили это. Не подозревая, что я здесь, они пошли пешком за Турди-беком. Мы пригласили их на пирушку. Турди-бек сказал: «Буль-Буль Анике хочется выпить с вами вина». – «Я никогда не видел, как пьют женщины, – ответил я. – Позови ее на пирушку». Еще мы пригласили каландара по имени Шахи и одного копателя каризов, который игран на рубабе. До самой вечерней молитвы мы сидели на пригорке за каризом Турди-бека и пили; потом я пошел к Турди-беку в дом и при свете свечи пил до ночной молитвы. Хорошая то была пирушка! Без подвоха и обмана! Я прилег, а остальные участники пирушки пошли в другой дом и пили, пока не пробили зорю. Буль-Буль Анике пришла и вела себя со мной очень вольно; в конце концов я притворился мертвецки пьяным и избавился от нее».