Святослав Рыбас - Василий Шульгин: судьба русского националиста

ВПК стали координаторами и посредниками между государством и частной промышленностью в размещении военных заказов. ВПК предоставлялось отчисление в один процент от всех казенных заказов, что составило многомиллионные суммы. Кроме того, запрещалась критика в СМИ их деятельности. Почему — непонятно.

Результативность общественных организаций хорошо видна в создании госпиталей, лазаретов и санитарных поездов. На 1 января 1916 года Всероссийский земский союз создал 3100 лазаретов на 173 тысячи коек. Союз городов — на 70 тысяч коек, Красный Крест — на 48 тысяч коек, а Военное министерство — на 160 тысяч коек. Кроме того, земцами было оборудовано более 50 санитарных поездов.

«Фронт даже нагляднее тыла — оказался в ведении земцев. Земская работа по качеству стояла выше правительственной, а, главное, она приходила на помощь скорее. Между военными властями и отделами Земского союза создались личные связи. От хирургических инструментов и перевязочных материалов до эвакуационных поездов, распределительных пунктов, медицинского персонала, госпиталей — все было предусмотрено вовремя и обслужено земской организацией.

Кроме 12 миллионов земских отчислений на это понадобились громадные средства, которые принуждено было дать правительство. До конца июня 1915 г. правительство отпустило земцам 72 миллиона; к 1 января 1916 г. общая сумма ассигновок выросла до 187 миллионов. К концу 1916 г. число земских учреждений разного типа, разбросанных по России и на фронте, составляло до 8000, и работали в них сотни тысяч людей. Понятно, что с таким размахом правительству нельзя было не считаться»[166].

Среди этих поездов и лазаретов можно разглядеть и стройную фигуру прапорщика Шульгина.

Казалось, руководствуясь патриотическими настроениями, все должны были стремиться к дружной работе во имя грядущей победы. Однако и здесь не исчезала конкуренция между правительством и монополиями (шире — вообще бизнесом). Отодвинуть конкуренцию на второй план могла лишь осторожная политика короны в отношении своих ненадежных партнеров, которые, не будем забывать, обладали мощными политическими позициями в СМИ и Государственной думе.

При этом положение таких политиков, как Шульгин, было донельзя сложным. Их патриотическое чувство и дворянский монархизм постоянно испытывали мощное давление противоречивой повседневной рациональности. Во-первых, государственная машина управления давала непростительные сбои; во-вторых, власти предержащие не хотели ее совершенствовать; в-третьих, сам Прогрессивный блок опирался на очевидно антимонархические силы, в числе которых выделялись и те, кто был отъявленным пораженцем в годы Русско-японской войны. Кроме того, все газеты, преимущественно руководимые евреями или сочувствующими им либералами, которые не скрывали своей революционности во время смуты 1905 года, теперь перешли в патриотическо-оппозиционный лагерь, на чьем флаге сейчас значилось: «Победа и парламентаризм!»

Поэтому для Шульгина любой выбор грозил неизбежным личным поражением. Быть стопроцентным защитником неэффективных порядков Шульгин-политик не мог, но полностью переходить на сторону оппозиции Шульгину-дворянину не позволяли убеждения. Традиции дворянской культуры, рожденной свободой и простором солнечного поместья и мистически величественным образом Российской империи, сжимались новыми интересами сахарозаводчика, парламентскими сговорами и войной.

Его все более сдвигало к либерально-демократическому лагерю. К тому же яркого и, прямо скажем, знаменитого депутата там оценивали заведомо выше, чем в правительственных кругах, где он был одним из многих подобных. Разумеется, в эпоху геологических сломов вопросы личного статуса далеко не первостепенны, но они все же имеют место.

К концу 1915 года экономика России начала оправляться. Так, если в начале года выпускалось 450 тысяч снарядов, то уже в сентябре — один миллион. По сравнению с предвоенным 1913 годом промышленное производство выросло на 13,7 процента. В 1916 году рост составил 121,5 процента. По числу производимых орудий Россия превзошла Францию и Англию. В армию в массовом количестве стали поступать (в том числе и от союзников) винтовки, грузовики, самолеты (222 аэроплана в месяц), телефоны.

Устояв после тяжелых поражений, русская армия перешла к изнурительной позиционной войне, опрокинув надежды Германии окружить и уничтожить противника. Перспектива затяжной войны на два фронта не оставила Германии никаких надежд.

Фронт застыл. Внутреннее положение можно было охарактеризовать как растущую напряженность. Новый, 1916 год, должен был показать, какая из двух тенденций, революционная или созидательная, определит будущее. На предложения Германии о сепаратном мире Николай ответил решительным отказом. Берлин сделал ответный ход: выделил 40 миллионов марок на поддержку сепаратистских движений и революционных партий в России.

31 декабря 1915 года Николай II записал в дневнике, что был на предновогоднем молебне: «Молился горячо, чтобы Господь благословил Россию окончательной победой и укрепил в нас веру и терпение!!!»[167]

Глава восемнадцатая

Генерал Маниковский предлагает государственный капитализм. — Радужные настроения на бирже. — Охранное отделение бьет тревогу

В воспоминаниях Шульгина практически нет экономических тем. Даже свою деятельность в Особом совещании он не связывал с промышленными и финансовыми вопросами, а тем более — с лоббированием чьих-то интересов. Почему? Потому что этим не занимался. И еще потому, что через Особое совещание по обороне проходило множество просьб, претензий, требований различных лиц и организаций получить доступ к военным заказам, говорить о которых означало раскрывать тайны коллег.

Прочитав протоколы Особого совещания по обороне, можно утверждать, что именно там произошло глубокое и драматическое знакомство некоторых его участников с будущими проблемами государственного управления, а участники эти являлись будущими руководителями Февральской революции — А. И. Гучков, П. Н. Милюков, М. В. Родзянко, А. И. Коновалов, В. А. Маклаков, Н. В. Некрасов.

Кроме того, именно там Шульгин познакомился с генерал-майором Н. М. Потаповым и статским советником А. А. Якушевым, будущими главными фигурантами контрразведывательной операции «Трест», и доверился им вопреки логике Гражданской войны.

Но все это будет позже, а пока на совещании слышится уверенный голос генерал-лейтенанта Маниковского, призывающего «умерить алчность капиталистов, ограничить прибыль»[168].