Гэри Вайс - Вселенная Айн Рэнд: Тайная борьба за душу Америки

Второе решение, принятое движением в самом начале, — не вмешиваться в вопросы общественной значимости, имеющие большое значение для многих правых. Общественно значимые вопросы, сказала она, не обсуждаются на еженедельных встречах, которые они устраивают с координаторами движения по всей стране. Аборты, однополые браки и тому подобное «лучше оставлять государству», сказала Салли. Рэнд с ее атеизмом и поддержкой права на аборт смутно представляла себе список важных для общества проблем, что и отразилось на «Движении чаепития». «Наша финансовая жизнь — вопрос куда более острый, он касается каждого американца», — заметила Салли. Спасибо Рэнд, мышление радикального капиталиста, столь выгодное для участников обеда в отеле «St. Regis» и прочих богачей, но имеющее сомнительную ценность для всех остальных, теперь лежит в основе целой философии, которую можно изучать и распространять среди миллионов участников «Чаепития».

Таким образом, процесс, описанный в труде «Что случилось с Канзасом?», прошел полный цикл. В своей книге Томас Франк рассказывает, как население глубинки, взбудораженное социально значимыми вопросами, голосует за политиков, которые всеми силами отстаивают корпоративные интересы. Спасибо «Движению чаепития», его вождям, склоняющимся к объективизму, и сторонникам Конгресса: политика корпораций больше не является объектом пристального внимания. Политики-рэндианцы вроде Пола Райана обосновали урезание расходов правительства и продвинули программу, усугубляющую положение бедняков. Слава Рэнд, доктрина радикального капитализма принята новыми популистами правых. В точности так, как сказал мне Марк Меклер: «В их сердцах и умах философия Айн Рэнд составляет часть их личности». Что же касается общественных интересов.

А что, собственно? Рэнд не признавала самого понятия «общества» — только индивидуумов, в число которых включала и корпорации, особенно крупные. Если нет общества, то не может быть и «общественных интересов», только эгоистичные частные интересы, а значит, что интересы сильнейших (то есть богатейших) — всегда на первом месте.

Участники «Чаепития», может быть, выражаются не столь ясно и предметно, как Институт Айн Рэнд, Институт конкурентного предпринимательства (CEI) или Торговая палата США, однако эти рэндианцы из народа и их сотоварищи имеют, по меньшей мере, такое же политическое влияние. Может быть, Салли и не сумела точно изложить все причины финансового краха 2008 года, но она и не обязана. «Чаепитие» оперирует общими местами, чувствами и эмоциями — примерно так же поступали левые в те времена, когда мы с Салли еще учились в школе. Лозунги были иные, но подход — тот же самый. Вместо «На войну мы не пойдем!» теперь говорят: «Рэнд была права!». Вместо «Хо-Хо-Хошимину мы подложим мину» на плакатах пишут: «Кто такой Джон Галт?». В те дни никто особенно не обращал внимания на настоящего Хошимина, не задумывался, нравственно ли увеличивать число призывников, перекладывая эту ношу на плечи бедных и черных. Точно такое же безрассудство наблюдается и в заигрываниях «Чаепития» с безбожными, радикальными воззрениями Айн Рэнд, в отходе от общепринятых понятий, от представлений о добре и зле, о вере и помощи ближним.

В этом движении, как и в 1970-е годы, приказы отдают радикалы. «Чаепитие» стало коалицией людей разных политических убеждений — от консерваторов до либертарианцев; людей, сочувствующих взглядам Рэнд. Их свели вместе нерегулируемый капитализм и желание урезать возможности правительства, а Рэнд подвела под эти стремления нравственную основу. «Мы не позволим, чтобы другие вопросы разъединили нас», — заметила Салли.

«Движение продолжает дело Рэнд, — сказала она. — Помогает распространять ее идеи. Даже если, в конце концов, не каждый назовет себя объективистом, ее идеи, как мне кажется, обладают громадным влиянием». Взгляды Рэнд на экономику, сказала Салли, «безоговорочно повлияли на движение», как и «ее взгляды на предпринимательство в целом» и еще «ее сосредоточенность на индивидуальности, как на основной движущей силе всего хорошего, что есть в обществе».

«Движение чаепития» — вовсе не такое беспорядочное и неформальное, каким его иногда изображают. В еженедельных конференциях «Патриотов чаепития» принимает участие не менее восьмисот — девятисот человек. «Мы обсуждаем находящиеся в работе проекты законов, вырабатываем свой ответ на них, формулируем этот ответ — будет ли это митинг, стоит ли развернуть кампанию по рассылке писем», — объяснила Салли. Конечно, это, мягко говоря, счастливое совпадение, что два национальных координатора «Патриотов чаепития» — вероятно, самой большой группы внутри движения

— оказались идейными последователями Айн Рэнд. И они явились не из Института Айн Рэнд, не откуда-то извне, а принадлежали к движению с самого начала.

И взаимовыгодное сотрудничество «Чаепития» с Рэнд никуда не денется. Оно наверняка продолжится и после выборов 2012 года. «Чаепитие» настроено на длинную дистанцию. «Мы разработали то, что называем сорокалетним планом, — сказала Салли. — Потребовалось сорок лет, чтобы современные левые завоевали все институты общества. Они начали в шестидесятые, с поколения, родившегося после войны, от которого я отпала прямо посреди пути, и им потребовалось сорок лет, чтобы достичь апофеоза, воплотившегося в Обаме. Он кажется мне ключевой фигурой. Это его идеи меня пугают».

До этого момента Салли Олджар во всем соответствовала моему идеалу: стопроцентная объективистка из «Чаепития». Но мои надежды растаяли, когда мы приступили к обсуждению вечно актуального вопроса на букву «а». Она пояснила, что хотя ей «полностью по душе» взгляды Рэнд на капитализм, рациональность, индивидуальность и тому подобное, она расходится с нею по вопросу о религии. Салли «когда-то была такой же радикальной атеисткой, но становясь старше, несколько отошла от атеизма». Она сказала, что «пристально изучает» этот отрезок своего жизненного пути: «Я не нанималась исповедовать официальную религию, я не какая-нибудь неофитка ия не хожу в церковь. Для меня этот отрезок пути был интересен частично и потому, что я примкнула к „Движению чаепития“».

По ее словам, в этом чувствовалось нечто «вроде руки Провидения». Именно в тот период ее жизни произошел «ряд определенных событий». Она подозревала, впрочем, что «это было, скорее всего, простое совпадение». Когда же встает вопрос об атеизме, она «не уверена до конца: уверена не настолько, как Рэнд, но тут уж ничего не поделаешь».

Салли оказалась агностиком. Я сделал для себя пометку: «Близко, но не в „десятку“».

Я уже начал приходить в отчаяние к тому времени, как повстречался с Питером Каландруччо. Я попытал счастья со всеми заметными участниками «Движения чаепития», какие встречались мне на пути. Я был словно новый Диоген, который выискивал подлинного атеиста среди объективистов из «Чаепития», и пока что без успеха.