Халатная жизнь - Зоя Борисовна Богуславская

Его уложили в машину – он не мог ходить. В аэропорту сделали обезболивающие уколы и в таком состоянии доставили в Москву, в Европейскую клинику, где мы с Настей ждали…

Не передать ужас, какой мы испытали, увидев его, неподвижного, в шортах, с голыми загорелыми коленками, на носилках. Я его поцеловала, его увезли. Операция длилась почти три часа. В одной из статей написали, что после этого мать Леонида, Зоя Борисовна Богуславская, постарела на десять лет. В какой-то мере эта фраза отражает истину. Потом Леонид, на костылях, полетел в Италию, на реабилитацию.

Оправившись после этого кошмара, он собрал гостей на старый Новый год, и я впервые увидела компанию людей, которые занимаются этим спортом. В основном люди бизнеса, предприниматели. Они моложе Леонида лет на двадцать, красивые, подтянутые, со своими женщинами – элегантными, в длинных платьях, с красивыми украшениями. Очень успешные люди. Если брать их как общий портрет наступившего столетия, это в какой-то мере сливки общества. Люди, которым время дает все возможности осуществиться и ощущать себя свободными. Срез нового времени, очень веселые, очень радостные, они очень понравились мне. И Леонид, и моя маленькая внучка Зоя окружены пространством счастья и благополучия. В этот же день в доме была открыта баня, и Леонид сказал, что летом будет построен бассейн.

На другой день после этой встречи я приехала домой из офиса. Шел снег, настоящий снегопад, который укрыл белоснежным ковром все вокруг. Я дышала этим воздухом и ощущала, какой он прозрачный и вкусный. Войдя в дом, включила телевизор, канал «Культура». Шла передача о Мандельштаме. Его юбилей, 125 лет со дня рождения, вызвал новую волну интереса к этой фигуре, были обнародованы новые подробности его биографии и судьбы.

И после картинки благополучия в доме моего сына Леонида я увидела картину 1937 года в СССР.

Такого потрясения не помню давно. Ни одному из писателей той поры не довелось пережить, испытать то, что выпало Мандельштаму – за пару его стихотворений.

С чем можно сравнить мемуары его жены, Надежды Мандельштам? Спустя много лет найдено ее последнее письмо мужу. Надежда рассказывает, что в этой нищете, в этой загубленной жизни они были счастливы оттого, что они есть друг у друга, что есть их любовь. Во время второй ссылки Мандельштама она писала: «Я перестану волноваться за него только тогда, когда узнаю, что он умер».

Это сращение двух совершенно разных моментов в течение суток заставило меня задуматься над тем, как происходит соединение одного времени с другим. Ведь что такое 50 лет по отношению к истории? Но поразительна смена окружения вокруг. И столько новых открытий, новых технологий, новых лекарств – все это не умещается в сознании людей нашего возраста. Никто не знает, куда все это приведет нас дальше.

Глава 8

Разные неприятности

21 декабря 2016 года

В редакционном врезе к одному из моих интервью написали, что у Зои Борисовны Богуславской всегда что-нибудь случается. Да, стоит мне куда-то поехать, изменить размеренный ритм моей жизни, что-нибудь предпринять, как обязательно произойдет что-то такое, что нельзя придумать даже в страшном сне.

Можно считать пустяком, что на фестивале в Каннах, когда я шла на торжественную церемонию награждения, меня сбил мотоциклист. Проскочив довольно далеко, мальчишка-байкер вернулся: «Мадам, вы в порядке?» Я была в порядке. С травмой обеих ног досидела церемонию до конца. Ночью в отель вызвали «скорую помощь» – обезболивающие уколы, перевязка.

На съемках телефильма по моим «Американкам» летели из Лос-Анджелеса в Сан-Франциско. По дороге в аэропорт с режиссером Ольгой заглянули в сувенирные ларьки. Мне приглянулся японский малахитовый браслет с маленькими часиками. «Эти часы принесут вам счастье, они – ваш талисман», – приговаривала продавщица. Минут через двадцать после взлета пилот объявляет: «Самолет терпит аварию… Прижмите кислородные маски… Приведите спинки кресел в вертикальное положение…» Мы, плохо понимая быстрые команды на английском, не сразу осознаем, что самолет стремительно падает, надеваем автоматически выброшенные маски, когда кровь уже идет из ушей и носа.

Сквозь боль в висках проносится мысль о счастье, которое должен принести талисман. И все же пилоту, уже возле земли, удается выровнять самолет и вернуться в Лос-Анджелес. Американцы пишут заявления о «возврате денег за причиненный моральный ущерб», а мы думаем, как бы быстрее пересесть на самолет до Сан-Франциско, чтобы не опоздать на съемки. «Кто знает, – говорит мне Ольга, – может, мы потому и выжили, что у тебя был талисман».

2000 год, я только что приехала из Парижа. Нашими с Андреем друзьями во Франции были президент университета Париж 8 Клод Фриу и его жена и аспирантка Ирен Сокологорская. Я рассказывала, как именно они возили меня на машине к Шагалу. Ирен уже при тяжелобольном Клоде специально приезжала сюда, когда была создана поэма «Парабола», и продолжала оставаться нашим многолетним переводчиком и соратником. Ее переводы и Клода считаются классическими. Их любовь к поэту Вознесенскому была беспредельна.

Именно эта семья однажды, когда я была одна в Париже, подарила мне перед отъездом маленького рыжего котенка. Рыжей семейкой прозвала их я, потому что у них была рыжая собака, рыжая кошка. Я приезжаю в Москву с небольшими чемоданами и клеткой с котенком. Они пожалели его и дали вместо двух таблеток снотворного одну, поэтому этот котенок уже в самолете ожил, и я делала бог весть что, чтобы довезти его спокойно. Был поздний час, я замученная, потому что в последний день была пресс-конференция по поводу книги, потом этот котенок. Андрей встречал меня в аэропорту, и, когда мы доехали, я сказала, что мы не будем сейчас разглядывать никакие подарки, разбирать чемоданы, а пойдем спать, потому что я просто падаю.

Я его отправляю на его любимый верхний этаж, сама остаюсь внизу, посреди комнаты оставлены чемоданы, я ухожу в спальню, едва успев надеть ночную рубашку. Надо лишь устроить рыжего котенка, которого подарили Ирен и Клод. Налила в блюдце молока, оставила его в маленькой комнате. И – в постель. Спальня большая, я ее взяла как можно дальше от присутствия людей и от Андрея. Я к нему приходила наверх, а это была моя территория, она нужна была мне для себя, для свободы осмысливания, для тишины.

И в этот момент, когда я бы не полцарства, а целое отдала б за право выспаться, я слышу какой-то шорох. Думаю: меня ничто не заставит встать. Укутываюсь с головой,