Дитрих Айгнер - Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль

Мощное военное вмешательство Соединенных Штатов с ошеломляющей быстротой заканчивает четырехлетнюю схватку. Политический и военный раскол стран Центральной Европы наступил так внезапно, что Черчилль поначалу не мог в это поверить и позже, в своих мемуарах, не находит этому никакого убедительного объяснения, кроме «деморализации» немцев. Неизгладимое впечатление произвело на него вулканическое проявление тевтонской мощи, устранение которой стало в конце концов общим делом всего мира. Его память запечатлела также чувство собственной беспомощности и спасительную роль США. Но окончание войны сразу же принесло другие проблемы, которые не только не решились с триумфальной победой ллойд-джорджевской коалиции в так называемых «купонных» выборах в декабре 1918 года, а скорее, обострились или стали совсем неразрешимыми.

То, что считалось трудной победой Ллойд Джорджа, на самом деле было триумфом консерваторов, которые захватили в Вестминстере почти три четверти всех правительственных мест. Либеральная партия Черчилля раскололась на небольшой, но организационно сплоченный придаток оппозиционера Асквита, на выступающую уже самостоятельно и значительно окрепшую лейбористскую партию и на свиту премьера, относительная сила которой сначала не проявлялась, поскольку она не нуждалась ни в организационно-финансовой, ни в программной поддержке. Скоро стало очевидным, что «уэльский чародей» полностью зависел от благосклонности своего партнера по коалиции — консерватора и в основе своей был генералом без армии.

Очень сомнительно, что Черчилль уже тогда ясно понял значение процесса, заключавшегося в прекращении существования старой либеральной партии и в замене ее рабочей партией. Несомненно, однако, что он не дал заразить себя откровенно шовинистической лихорадкой этих первых в истории Англии настоящих народных выборов (в которых только молодые незамужние женщины не получило нрава голоса). Особенно заметно, что именно он, который всегда был сторонником вербального экстремизма, в этот период производил впечатление человека сдержанного и взвешенного, хотя, естественно, он достиг этой «ленивой» победы на волне патриотического восторга в Данди.

Особо стоит подчеркнуть, что вопреки последовавшим позднее упрекам он не нес личной ответственности за продолжение голодной блокады Германии, а напротив, выступал за возрождение Германии на принципах «достаточной безопасности», хотя правительство решилось на этот шаг, учитывая общественное мнение, лишь в июне 1919 года. Впрочем, идею французской безопасности он толковал гораздо шире, будучи в феврале 1919 года единственным из членов кабинета, кто поддержал идею Фуше о рейнском сепаратном государстве.

Созданный заново в январе этого первого послевоенного года кабинет принес Черчиллю и новую смену поста, переход из министерства вооружения в министерство по военным делам и авиации. Самой трудной задачей, которую он должен был осилить на этом посту, была демобилизация миллионных британских вооруженных сил. Учитывая возможные недовольства, он с замечательной ловкостью отошел от применявшейся до сих пор практики, когда из армии увольнялись прежде всего люди, в которых срочно нуждалась промышленность и которые по этой причине были призваны в армию последними. Теперь демобилизация проводилась строго в соответствии со сроком службы и пребывания на фронте, в первую очередь увольнялись военнослужащие ранних призывов. В течение полугода из вооруженных сил без особых осложнений были уволены три миллиона человек. Здесь, как и в других вопросах, в военном министерстве ему помогали люди с выдающимися способностями, в особенности начальники штабов: сэр Генри Вильсон (сухопутные войска) и сэр Хью Тренчард (военно-воздушные силы). И впоследствии он доверял их совету и помощи хотя, как покажет будущее, это не всегда совпадало с его собственными интересами.

Сэр Генри Вильсон в британском генеральном штабе считался ведущим представителем «школы», которая в 1917–1918 годах энергично занималась вопросом восстановления Восточного фронта, распавшегося вследствие Октябрьской революции в России. Когда Черчиллю позднее — вполне справедливо — ставили в вину его вклад в осуществление военной интервенции западных держав против молодой советской власти, обычно забывали, что эта операция задумывалась сначала как военно-стратегическая и что на начальном периоде этой кампании он не принимал в ней никакого участия. Но мысль восстановить антигерманский русский фронт и тем самым оказать поддержку преданным союзническому делу антикоммунистическим силам полностью соответствовала его вкусу и была им горячо одобрена еще в то время, когда он не мог ни принять такое решение, ни соответственно воздействовать на него. Для интервенции на востоке были, впрочем, еще и другие мотивы, о значении которых нам судить довольно трудно. Так, с декабря 1917 года существовало британо-французское соглашение о разделении между ними сфер оперативного действия и на Украине, и на богатом нефтью Кавказе. Это соглашение десятилетиями давало пищу для подозрений Советов относительно «империалистического союза», имевшего своей целью «разделение России». Позднее и Черчиллю приписывали такие же мотивы, о чем в Москве в 1924 году заявил как-то Борис Савинков, известный эсер авантюристического толка. По его словам, англичане не раз намекали ему, что они очень заинтересованы в соглашении, за которым угадывались их нефтяные интересы, связанные с созданием независимого кавказского государства. Можно предположить, что Черчилль, по крайней мере временно, был невосприимчив к такому аспекту русской авантюры, хотя и являлся одним из инициаторов британской нефтяной политики.

Все же его решительное выступление за интервенцию было, без сомнения, вызвано совершенно другими мотивами. В качестве министра вооружения он безоговорочно поддерживал принятые союзниками меры по созданию нового восточного фронта путем направления войск, воинского снаряжения в Мурманск, Архангельск и Владивосток и при этом приводил общественности в качестве аргументов то, что большевики, заключив с немцами сепаратный мир в Брест-Литовске, нанесли предательский удар кинжалом в спину союзников. Все же для антибольшевистского «крестового похода» лозунг о «русском предательстве» выглядел весьма бледным; он стал совсем прозрачным, когда в ноябре 1918 года наступило перемирие, и едва ли можно было опасаться возобновления боев. Лишь с этого мгновения Черчилль становится лично ответственным за военные действия против России. Ибо к тому времени, когда демобилизация британских вооруженных сил вошла в свою колею, военный кабинет решает оставить британские соединения на севере России и начать морскую операцию на Балтийском побережье. Черчилль самым решительным образом поддержал это принятое в ноябре 1918 года решение и соблюдал его и тогда, когда Ллойд Джордж после некоторого колебания стал все более дистанцироваться от него и вскоре занял позицию, направленную явно против интервенции. В данной ситуации обнаружилось, насколько слабым и непрочным был этот кабинет и как мало удалось сделать премьеру, чтобы преодолеть сильный консервативный элемент. Консерваторы были далеки от ясного представления о том, как в данной ситуации должны были действовать Англия и союзнические государства; находя поддержку как во внешнеполитических, так и во внутренних вопросах, они стали сторонниками лорда Бальфура, который считал, что наибольшая и самая вероятная опасность для будущего Англии заключается в немецко-русском союзе. Предотвращение альянса этих государств должно было стать высшей целью британской государственной политики. Исходя из этого, стоило бы в дальнейшем оказывать поддержку силам в России, дружески расположенным к западным державам.