Сборник - Пограничники на Афганской войне

Исследование сгоревших обломков ничего не дало. Приборы объективного контроля тоже сгорели. Правда, когда машина уже горела, один из солдат успел выхватить из огня небольшой кусок пленки бортового самописца. Надежд на этот кусок целлулоида было мало, но все же я решил попробовать его изучить как можно более внимательно. Как оказалось позже, этот кусок пленки подтвердил изначальные предположения комиссии.

Для начала я обратился к специалистам из КГБ. Они осмотрели пленку и сказали – на ней что-то есть. Но проявлять ее сами отказались – слишком мало было шансов на успех. Тогда я отправился в Люберцы. Там размещался один авиационный НИИ. Я туда обратился с просьбой расшифровать пленку. Признаться, шансов было мало. Пленка, похожая на ту, что использовалась в фотоаппаратах, только без перфорации, побывала в костре, на солнце. Что там могло сохраниться! Но я надеялся.

В НИИ пленку взяли в работу. Сказали:

– У нас есть специалист, который занимается проявкой фотопленки чуть ли не с момента создания фотоаппарата. Он сейчас на пенсии, но ради такого случая мы его попросим выйти на работу.

И вот этот самый корифей фотодела сумел проявить поврежденную пленку! Мои надежды оправдались. Данные с пленки показали, что у машины были отключены обе гидросистемы. Для расследования это был ключевой момент.

Постепенно картина стала складываться. Летчики из погибшего экипажа, услышав сигнал тревоги, кинулись к вертолету. При этом они по рассеянности забыли ключ от машины. За ним отправили прапорщика – бортмеханика из состава экипажа. Из-за этого он, слава богу, жив остался. Добежав до вертолета, экипаж занял свои места, но при этом не пристегнулся. Это важно, поскольку в дальнейшем сыграло роковую роль. При этом летчики много говорили не по делу, то есть отвлекались от происходящего. А происходило вот что – экипаж произвел проверку оборудования, поочередно нажав необходимые тумблеры и кнопки, а затем отключив их. Кроме одной кнопки – той, что блокирует гидросистемы вертолета, основную и резервную. При этом лопасти винта вертолета, стремясь прийти в равновесное состояние, устанавливались на положительный угол атаки. Если бы гидросистемы были включены, этого не произошло. А так на винте появилась тяга, и он потащил машину в воздух.

Бортмеханик, тот, что побежал за ключом, уже возвращался, когда увидел, что машина висит в воздухе, при этом странно раскачиваясь то вверх, то вниз. В этот момент внутри машины шла борьба за жизнь. Пилоты висели на ручках управления, стремясь опустить машину. Но без гидросистем для этого требуется большое усилие. А его не удавалось создать, поскольку пилоты не были пристегнуты. Им попросту не во что было упереться! Более того, центробежная сила буквально вышвырнула экипаж из кабины на бетон, после чего машина упала и вспыхнула.

Когда расследование катастрофы Ми-8 подходило к завершению, я отправился на местный базар, купить бритву и подарки родным. Собирался уже возвращаться в Москву. Но не тут-то было, меня прямо тут, на рынке, нашли представители местного командования, посадили в машину и срочно отвезли в управление. Спрашиваю – что случилось? Оказывается, в Московском погранотряде только что разбился Ми-26.

Это случилось утром, когда весь отряд находился на плацу, на построении. У огромной машины вдруг отказал хвостовой винт, она начала стремительно падать. Хорошо, что машиной управлял экипаж пилота Помыткина, у него был похожий случай. Он сумел увести вертолет за территорию отряда, где он рухнула на землю. Один член экипажа тогда погиб.

В составе комиссии я отправился в Московский отряд – проводить расследование. Вертолет Ми-26 на тот момент был абсолютно новой машиной, еще не поставленной на конвейер. Более того, конкретно разбившаяся летная единица была предсерийным образцом, первым в Союзе поступившим на вооружение. Этот образец даже собирали не на конвейере, а вручную, так называемой селективной сборкой. Он стоил в два раза дороже серийной модели. Вертолет поступил в Душанбинский авиаполк в 1983 году и длительное время проходил всесторонние испытания.

В этот раз меня вновь не обманула моя интуиция. Почти с самого начала расследования стало ясно, что редуктор хвостового винта рассоединился с тягой основного редуктора ВР-26. К расследованию подключили представителей завода-изготовителя и КБ Миля, а также летающую лабораторию ВВС. Приехал главный инженер завода с рабочими. Он предложил везти редуктор упавшего вертолета в Москву и там уже разбираться – что с ним не так. Нашей комиссии такой вариант не подходил. А вдруг по пути по серпантинам он упадет в пропасть? Или кто-то на заводе подкинет недостающую деталь? Я настоял, чтобы редуктор оставался в поселке Московский. Более того – попросил генерала Вертелко, возглавившего комиссию по расследованию катастрофы, выставить оцепление вокруг злосчастного редуктора – чтобы даже близко никто не мог подойти!

Путем анализа катастрофы члены комиссии пришли к предварительному выводу, что катастрофа могла произойти из-за отсутвия в редукторе двух стопорных колец. Без колец вал редуктора от вибрации стал постепенно выходить из зацепления с шестеренками. Процесс был долгим – пока вертолет летал. Когда вал окончательно вышел из зацепления, огромная махина рухнула.

Для подтверждения гипотезы редуктор полностью разобрали представители завода. Рядом с редуктором постоянно находился ответственный офицера. «Для чистоты эксперимента» он заставлял рабочих закатывать рукава и даже снимать часы – чтобы в руках не оказалось чего лишнего.

Когда редуктор был разобран, его детали были разложены в огромном корыте с маслом. В один из дней все участники комиссии по расследованию катастрофы выстроились у этой самой ванны. Офицер-охранник по очереди вызывал членов комиссии, чтобы те лично могли убедить в отсутствии недостающих колец. Наконец, очередь дошла до главного инженера завода. Тот отказался шарить в ванной с маслом и сказал своему заму:

– Я и так знаю, что их (колец. – Прим. авт.) там нет. Я не пойду позориться…

Виновной был признан завод изготовитель, точнее молодая приемщица, не уследившая за отсутствием пары маленьких деталей, погубивших самый большой в мире вертолет. Говорят, ее посадили. А пограничным войскам взамен разбившегося Ми-26, завод бесплатно поставил новую машину.

По результатам расследования я написал многостраничное заключение, в котором указывал на различные недостатки новой машины. Особенно я отметил, что недопустимо перевозить в Ми-26 большое количество личного состава, поскольку при падении стенки грузовой кабины не выдерживают массы многотонных двигателей, расположенных над ней. Конструкторы же мечтали впихнуть в Ми-26 вторую палубу, чтобы перевозить сразу до 300 человек! Страшно предположить, какие могли бы быть последствия в случае нештатной посадки.