Глядя в будущее. Автобиография - Буш Джордж

Визит к Черненко… Он выглядит более здоровым, чем когда стоял на трибуне. Изредка улыбается, но нельзя сказать, что он приветлив. В целом решение президента не приезжать самому было верным".

Сайпан/Китай. По пути в Пекин в середине октября 1985 года мы посетили остров Сайпан, что возродило в моей памяти время, когда я побывал здесь впервые. Глядя на зелено-голубой океан из окон дома губернатора, я мысленно видел весь флот — мой авианосец "Сан-Джасинто" и линкоры вдали, обстреливающие предмостные укрепления, и мою эскадрилью, прикрывающую высадку на побережье.

Это было летом 1944 года. Вспомнились дымы разрывов и вся картина боя на побережье за захват вражеских позиций. И еще пришло на память, что я совсем не ощущал этого боя, как, по-видимому, ощущали его сражавшиеся на берегу.

Впоследствии рассказывали о японских семьях, бросавшихся в море со скалы на одной из оконечностей острова. Их убедили, что американцы всех уничтожат. А уже после поражения находили японских солдат, скрывавшихся в лесных чащах из страха перед победителями. Трудно поверить, что на этом прекрасном мирном острове 41 год назад шла война и я участвовал в ней.

Через четыре дня мы были в Пекине, где я увидел совсем другую картину. Посетив Китай 10 лет назад, я сомневался в том, может ли он когда-нибудь хоть в какой-то степени стать современной страной. А теперь я увидел государственных чиновников, носивших в 70-е годы маоистские френчи, а теперь надевших костюмы-тройки и пересевших за руль "мерседесов" из своих машин марки "Красный флаг".

Были и другие, более значительные перемены. Дэн Сяопин говорит теперь о Тайване совсем по-другому. Он считает, что этот остров может иметь свое правительство, свою экономику и свою военную ориентацию, и толкует об "одном Китае, но двух системах". Но некоторые вещи не изменились и, вероятно, никогда не изменятся. Он по-прежнему очень много курит, по нескольку пачек сигарет в день. Я сосчитал, что за 1 час 20 минут разговора со мной он выкурил восемь сигарет.

Они поместили нас в те же апартаменты в доме приемов, в которых останавливался президент Рейган во время своего визита в Китай. Перед отъездом мы были на малом приеме (малом — по сравнению с государственными приемами), на котором присутствовало всего примерно 30 гостей. Нам подали суп из улиток, ломтики утки "по-пекински", завернутые в блины и посыпанные тмином, потом какое-то мясное блюдо, калифорнийское вино. Китайцы приспособляются. Принимал нас Ли Сяньнянь. Он начал с заявления о том, что это будет вечер "подлинной дружбы". Никаких речей. "Речи на обедах звучат всегда одинаково, и это утомительно". Я ответил: "Полностью с вами согласен и очень вам признателен". И демонстративно порвал текст моей речи. Все было непринужденно, и, может быть, это был самый приятный официальный обед, на котором я когда-либо присутствовал.

Изменилось многое, очень многое по сравнению с тем, что было всего 10 лет назад. В то время в миссии связи США было всего 30 человек. Теперь в посольстве США около 300 человек — признание важности наших отношений с Китаем в настоящем и в будущем.

Сальвадор. Была идея сделать здесь остановку по пути домой после участия в торжествах по случаю вступления в должность президента Рауля Альфонсина в Буэнос-Айресе. Я сообщил нашему послу в Сальвадоре Томасу Пикерингу о своем согласии, и эта остановка стала одним из тех официальных визитов, память о которых остается на многие годы.

Сальвадор стремился подавить партизанское движение, явно поддерживаемое его коммунистическим соседом — Никарагуа. Для того чтобы выжить, правительство Сальвадора нуждалось в помощи США. Но действующие в стране "эскадроны смерти" — экстремисты, убившие архиепископа Ромеро и четверых американских монахинь в 1981 году, а затем, в том же году, еще двух граждан США — советников по труду, — препятствовали нашим попыткам добиться от конгресса одобрения ассигнований на эти цели.

Моя задача состояла в том, чтобы убедить президента Альвареса Магану и других руководителей Сальвадора (включая человека, которого прочили в преемники Маганы, — Хозе Наполеона Дуарте), а самое главное — верхушку военных, заправлявших военными делами страны, что деятельность "эскадронов смерти" должна быть прекращена, а права человека — соблюдаться, если они хотят предоставления американской помощи. Это заявление должно было прозвучать внушительно, но так, чтобы не обидеть наших основных союзников в борьбе против распространения марксизма-ленинизма в Центральной Америке.

Наше прибытие было обставлено так, как ни один официальный визит, свидетелем которого я когда-либо был. Повсюду была видна боевая техника. После посадки самолета ВВС № 2 мы пересели на вертолеты, доставившие нас на открытое поле в нескольких милях от аэропорта. По краям поля рос низкий кустарник. Люди в военной защитной форме стояли с оружием наготове на случай нападения либо партизан, либо правых "эскадронов смерти".

Быстрый переезд на автомашинах в близлежащий поселок. Везде войска. Мы провели ряд встреч, а через несколько часов в длинном, узком и переполненном зале состоялся "официальный обед", на котором присутствовали, очевидно, все главные политические и военные деятели страны. Оглядев сидевших за столом, я понял причины такой демонстрации военной силы. Дело было отнюдь не в вице-президенте США. Одна точно нацеленная ракета или снаряд, и все руководство страны было бы уничтожено.

Я не помню, что мне когда-либо раньше приходилось произносить официальный тост, так тщательно подбирая слова, чтобы передать послание Америки.

"Г-н президент, — начал я, — вы и многие другие граждане Сальвадора продемонстрировали чрезвычайное мужество в борьбе против тирании и экстремизма…" Затем шла вторая часть речи: "Но ваше общее дело подрывается несущим смерть насилием реакционного меньшинства… Эти фанатики правого толка — лучшие друзья Советов, Кубы, сандинистов и сальвадорских повстанцев. Каждое убийство, совершенное ими, отравляет источник дружбы наших двух стран и помогает навязывать народу Сальвадора чуждую ему диктатуру. Эти трусливые террористы из "эскадронов смерти" вызывают у меня, у президента Рейгана, у конгресса США и у американского народа такое же отвращение, как и левые террористы".

Я чувствовал, что мои слова дошли до слушателей, но это была не та речь, успех или неудача которой оцениваются тем, что вам свистят или аплодируют. Первая реакция была положительной, но преуспел ли я — это можно было оценить лишь по тому, что произошло после нашего отъезда.

Через четыре с лишним года положение в Сальвадоре все еще остается неустойчивым, но эта страна присоединилась к растущему числу центрально- и южноамериканских демократий, заменивших прежние олигархии и диктатуры. Какую роль сыграли в этом процессе напряженные семь часов, проведенные мною в Сальвадоре, трудно сказать. Но я знаю, что в декабре 1983 года я передал сальвадорцам наше послание.

Бейрут. Это самая тяжелая поездка за границу, которую я совершил или когда-нибудь буду вынужден совершить в качестве вице-президента. Был убит 241 человек, когда грузовик с взрывчаткой ворвался на территорию казарм морской пехоты в Бейруте, и все старые слова — трагедия, гнусность, бессмысленность — не вернут их к жизни и не помешают террористам нанести новый удар в другое время и в другом месте.

Это было в октябре 1983 года, через семь лет после убийства американского посла в Ливане, когда я еще был директором ЦРУ. Я вспоминаю встречу с президентом Фордом, Генри Киссинджером и Брентом Скаукрофтом в Ситуационной комнате Белого дома. Мы обсуждали вопрос об опасности для граждан США, находившихся в районе Бейрута: не следовало ли их эвакуировать, рискуя тем самым показать, что мы теряем доверие к умеренному прозападному правительству.

Изменилось ли что-нибудь за прошедшие семь лет? Глядя на разрушенные казармы и разговаривая с некоторыми людьми, уцелевшими при взрыве, я так не думал. Но значение этого района для Соединенных Штатов и Запада слишком велико, чтобы поднять руки и уйти.