Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг. - Коллектив авторов
Генерал Марков – сплошной порыв без малейшего перерыва. Он заражает своих, но своих с ним мало, а красных много. Он видит, что там, на дальнем краю площади, на улицах красные все же пытаются привести себя в порядок. Нужно возможно скорей собрать своих. И… он куда-то скачет.
* * *
4-я рота лежала перед оврагом. Все окончательно окоченели от холода. Противник молчит, а может быть, бежал. Ротмистр Дударев решает послать разведку в станицу. Идет полковник Биркин с несколькими людьми.
Полковник Биркин, хотя и рядовой роты, но бросающийся всем в глаза своими серебряными погонами на плечах. Он и ротмистр Дударев полны друг к другу глубокого уважения и доверия. Задача, которая дана полковнику, конечно, не ответственная, но… кто знает, что в станице и какие могут быть неожиданности?
«Деревня (полковник Биркин еще не знал названия селения, которое атакуется) оказалась не так далеко, как казалось, и я скоро дошел до угловой избы. Заперта. Увидел мерцание света сквозь ставни в доме через улицу. Подошел к двери, слышу голоса. Раскрыл осторожно дверь и сразу же узнал генерала Деникина. Он в своей польской шубе и папахе сидел за столом; вокруг стола сидели и другие: у одного блестели генеральские погоны. Сзади, снимая шинели, копошились кадеты 4-й роты и еще кто-то.
Я еще и слова промолвить не собрался, как вдруг дверь с треском распахнулась и на пороге появился генерал Марков с нагайкой в руке.
– Вы что тут делаете? – сразу набросился он на меня.
– Ротмистр Дударев послал меня узнать обстановку. Он с ротой лежит на берегу оврага, в лоб орудия. Я только что пришел, – поспешил я доложить генерала Маркову, зная его вспыльчивый и несдержанный характер.
– Обстановка такая, что немедленно собирайте всех, кого найдете по хатам, и чтобы через четверть часа были на площади. У меня нет ни одного человека в резерве. Живо! Собирайте моим именем и бегом ко мне: большевики опомнились и собираются атаковать. Живо! Скорей! – И оглушительно щелкнув нагайкой по голенищу и не взглянув даже на генералов, выскочил на крыльцо.
– Всем выходить строиться! – закричал я и поспешил за генералом Марковым.
– Кто? – кричал он кому-то, столкнувшемуся с ним у крыльца.
– Пулеметчики Офицерского полка, – ответил испуганный поручик Полянский, – начальник пулемета 4-й роты.
– Все к нему, – указал он Полянскому на меня, – и все бегом на площадь.
Вскочив на коня, генерал Марков поскакал по улице.
Маркова так боялись, что сразу все высыпали из теплой хаты и, ничего не спрашивая, побежали за мной на площадь. Улицы до площади были пусты, в домах не видно было света и только у самой площади ярко светились окна одного дома. У дома стояло 2 человека.
– Кто идет? – окликнули меня, но, увидев мои погоны и белую повязку на папахе, замолчали.
– Тут генерал Марков? – спросил я.
– А на что вам генерал Марков? – подозрительно спросил офицер.
– Явиться к нему с ротой. – И я пошел к двери, но офицер последовал за мной. Я отрапортовал.
– Сколько?
– Около полуроты с пулеметом.
– Отлично! Займите крайний дом напротив.
– Слушаюсь!
В указанном мне большом доме никого не было, кроме тяжело раненного большевика. Тут, видимо, ему делали перевязки: весь пол и стол были завалены окровавленными бинтами, на столе стояли бутылки с какими-то лекарствами. Значит, все-таки какой-то бой был, но не здесь, а на другом конце этого большого села. Да и сейчас там слышна стрельба» (из рукописи «Корниловский поход» полковника Биркина).
* * *
Пробыв некоторое время на переправе, генерал Корнилов с группой верховых поехал в станицу. Группа ехала по пустынной улице. Лошади фыркали и шарахались в стороны от лежащих трупов, покрываемых падающим снегом. Впереди заметили двух человек.
– Какого полка? – спросили его.
– Офицерского.
– Где генерал Марков?
– Не знаем, – был ответ.
Группа остановилась у одного дома и вошла в него, но несколько верховых промчались в разных направлениях, все с тем же вопросом:
– Где генерал Марков?
Прошло некоторое время, когда вернулся один из них, и сейчас же все вышли из дома и поехали к станичному правлению. Здесь генерал Корнилов «нашел» генерала Маркова и здесь, как всегда, обосновал свой штаб.
* * *
Время – около полуночи.
Порыв офицеров слабел. Есть предел как силам физическим, так и моральным. Пройдена и занята лишь незначительная часть станицы, но противник уже не оказывает никакого сопротивления. Невольная остановка перемешавшихся групп бойцов разных взводов и даже рот. Необычайно страдало тело от холода, от мокрой одежды и обуви… Тянуло к теплу, которое вот тут, рядом. Группы стали заходить в дома и были уже не в силах оставить их.
16 марта. Чуть начало светать, как разбросанные по северным кварталам станицы группы Офицерского полка, уже несколько отдохнувшие и согревшиеся, были готовы ко всем неожиданностям. Первой их заботой было соединиться со своими ротами, тем более что снова стали раздаваться ружейные выстрелы и по станице забегали красные.
Полковник Кутепов встал после 3-4-часового отдыха и умывался, когда в дом вошел бравый солдат.
– Товарищи!.. Где 3-я рота? – был его вопрос.
Бывший с полковником Кутеповым офицер, сразу поняв, кто вошел, ответил:
– Здесь 3-я рота. Садись! – И взял винтовку у вошедшего.
– А тебе какую 3-ю роту нужно? Здесь – Офицерский полк.
Красного вывели из дома…
Полковник Кутепов быстро оделся, принял свой нормальный вид, которым всюду и всегда поражал своих офицеров: аккуратно подтянутый, в вычищенных, чуть ли не блестящих, сапогах, и вышел из дома.
Вскоре все роты полка были собраны своими командирами и разведены по указанным им районам квартирования. К полудню стрельба в станице прекратилась. Сообщили, что она окончательно очищена от красных. Офицерский полк сделал свое дело и теперь мог спокойно отдыхать.
Поразительные картины наблюдались в домах: печи натоплены докрасна. Жарко. Люди раздеты почти догола. Обмундированием, бельем облеплены печи. Стоят, лежат сапоги. Воздух насыщен густым испарением от сохнувших вещей. А бойцы? Они громко говорят о состоянии своей обуви, обмундирования, белья. Многие внимательно рассматривают свои набитые до крови ноги и как только возможно забинтовывают их. Принимаются за бритье и стрижку. А потом – разговоры о пережитом за минувшие ночь и день, и прежде всего о впервые в жизни испытанном явлении природы
