Владимир Липилин - Крылов

Итак, первая задача – купить и не промахнуться в приобретении Операция эта также определена условиями. Безусловно, соблюсти их и ненароком не нанести своему дому хоть какого-нибудь вреда, все сделать так, чтобы «блоха» была поймана наверняка .. О, для гарантии этого устремления можно пойти в кабинете знаменитого английского кораблестроителя сэра Джотеф» Ишервуда и на такую вольность:

– Корабельные инженеры – что вы пьете? – встречая русских коллег, неожиданно спросил англичанин.

– Все, кроме керосина и воды; в случае необходимости – керосин, но не воду.

Успешность переговоров со знаменитым англичанином Крылов отметил кратко: «После портвейна беседа, хотя и на корабельные темы, пошла, как говорится, по душам, и Ишервуд сказал, что будет рад содействовать мне по всякому делу».

Это в Англии, а как обстояли дела у Крылова во Франции, ведь он буквально оседлал транспортные средства по маятниковому маршруту: Лондон – Ньюкасл – Берген – Ньюкасл – Лондон – Париж – Руан – Летре – Руан – Париж – Лондон, а вскоре к этому маршруту прибавилось плечо: Берлин – Стокгольм – Осло – Копенгаген?

Там, во Франции, под неусыпным наблюдением академика строились в разных местах лесовозы «Кемь» и «Кереть», два танкера, быстроходный катер и двигатели к ним.

Вот как об этой части труда Крылова свидетельствовал академик Иоффе: «Дело было в Париже. Французская компания «Шантье наваль» строила для нас нефтеналивные суда Я был в качестве ассистента при Алексее Николаевиче и присутствовал часто при обсуждении различных кораблестроительных вопросов, не принимая конкретного участия Директор фирмы после окончания делового обсуждения часто беседовал со мной. Он говорил: «Ваш адмирал больше двух миллионов нам стоит по каждому кораблю; ведь все, что он требует, мы обязательно должны выполнить. Спорить с ним невозможно! Как мы можем возражать вашему адмиралу? Но я утешаюсь тем, что, потеряв два миллиона, мы многому научимся: это поможет нам при следующих постройках с лихвой окупить потерю Не каждый день можно встретиться с таким знающим специалистом корабельного дела; за это можно уплатить и два миллиона»

В Швеции по реке Гета и каналу нужно было вывозить паровозы, построенные заводом Нидквиста и Гольма По действующему закону максимальные размеры судна, проходящего шлюзы, были строго ограничены. Эти ограничения позволили бы вывозить лишь по восемь комплектов, тогда кай пароход мог принять их двенадцать Личная рекогносцировка кг нала и шлюзов, произведенные расчеты пшазалн Крылову, что шведы перестраховались от самых невозможных случайностей.

О том, как препятствия были преодолены, Крылов писал:

«Дирекция ответила, что технически это совершенно правильно, но что закон есть закон, и дирекция обязана этот закон в точности соблюдать и что право делать изъятия из закона принадлежит министру путей сообщения с последующим докладом ригстагу. Триста млн. крон золотом, т. е. 125 т. золота, так хорошо пахнут, что через завод Нидквиста согласие министра было получено через три дня, вопреки чиновничьему правилу всего мира выбирать по всякому делу одно из трех «от» – отписаться, отмолчаться, отказать».

И раз, и другой, и шестидесятый прошел шлюзование на канале пароход «Нибинг» (впоследствии «Ян Томп» с припиской к порту Одесса – В. Л) с двенадцатью комплектами на борту Во втором проходе, правда, когда на мостике вместе с капитаном и шведским лоцманом стоял академик Крылов, «пароход своротил мигалку (газовый фонарь, установленный на кусте свай)»

Убыток в 1200 шведских кроп, нанесенный неловком командой лоцмана, по распоряжению Крылова был отнесен на счет миссии Бухгалтерия последней, оперативна справившись с экономней в несколько десятков тысяч крон, никак не могла отыскать статью, на которую можно было бы списать этот незначительный убыток. Но это дело бухгалтерских таинств.

А вот судостроительные дела позвали Крылова в Гамбург. «Поставив «Азнефть» и «Грознефть» на ремонт, я уехал во Францию к своим постройкам. Недели через две получаю телеграмму. «Просим приехать, замечена течь, Ллойд не обращает внимания. Азнефть Капитан»

Визы я имел постоянные Приезжаю. Осматриваю корабль, стоящий у стенки завода.

– Покажите течь

– Надо со шлюпки осмотреть с другого борта

Оказывается, слезинка в одном месте по стыку броневого пояса, которого и не трогали Стер я слезинку пальцем.

– Вот и течи нет

– Через полчаса опять будет.

Вышел я на палубу и говорю капитану:

– Если будет такая течь, то зовите доктора по венерическим болезням, а не инженера за тысячу километров. Немедленно кончайте все расчеты с берегом завтра с утра уничтожьте девиацию, пользуясь створными знаками, и пойдете по назначению в Батум. Счастливого плавания!»

Крылов был непримирим к любому проявлению разгильдяйства, отлыниванию от исполнения долга и обязанностей, к служебно-чиновничьему осторожничанью, неряшливости. Его язык, пресекая подобное, как в случае с капитаном «Азнефти», становился ядовито-насмешливым, а распоряжения настолько категоричны, что неисполнение их было делом немыслимым. Что капитан танкера – это свой человек. В конце концов, мало ли какие причины скрывались за его нежеланием уйти сразу посте ремонта: пока главнонаблюдающий получит телеграмму, пока соберется, пока доберется – время для чего-то будет им выиграно. Очень может быть, что именно так рассуждал капитан и поплатился за свои рассуждения таким «фитилем», что не знал, куда глаза девать А вот директор верфи в Кане попробовал было обойтись с русским адмиралом по-французски весело и не выполнил требование. А, подумаешь, о чем вести речь: сборщики мусоришко в трюм сбрасывают, ну и что? Придет срок окончательной сдачи, тогда и подчистимся. Раз отмахнулся французский директор Буланже от замечания русского приемщика, другой.. На третий раз увидел на своем столе телеграмму. О, что за упрямство – опять о мусоре!

– Отправьте мою телеграмму немедленно. Завтра я буду в Париже, увижу председателя правления и передам ему содержание моей телеграммы.

Мусор мгновенно убрали, и захламленности трюма больше не допускали и, – кто знает! – может быть, уберегли тем самым танкер от пожара еще на достройке.

С беспечностью такого и более серьезного рода приходилось воевать так иногда яростно, что в письмах Крылова можно встретить и такие вот признания: « . вернувшись из правления заводов, где целое утро ругался с французами из-за укрепления кормы, зол был как бешеный бульдог; сегодня предстоит ругать французов еще хуже».

Во что обходилась эта «ругань» французам, мы знаем из признания главы «Шантье наваль», а ведь «ругающемуся» пошел седьмой десяток – его издержки не подкреплялись надеждами, как у директора Руже