Владимир Липилин - Крылов

– Когда введете ваш пароход в док для окраски, – порекомендовал Крылов последнему, – велите обрезать лопасти винта на 8-9 дюймов.

Чудак этот русский, наверняка подумал лондонским пароходовладелец, что, наши инженеры, не думали, когда строили пароход? Но совет, прозвучавший так уверенно, он запомнил.

Совет этот Алексей Николаевич сделал мгновенно, при беглом осмотре чертежей парохода, представленною к продаже. Покупка не состоялась, и судовладелец выполнил рекомендацию. И возликовал: вместо семи узлов в час его пароход стал развивать скорость в десять узлов… Выгода, да и немалая.

Позвольте, не мистика ли это?

Вопросительное это восклицание, возможно, и было бы правомерным, если бы не десятки и сотни других примеров, подобных представленным и последовавших через много лет после них.

Глава двенадцатая

Теперь, по прошествии десятилетий, многое, что свершил Крылов, кажется, что он свершил это по-пушкински легко и просто. Этому впечатлению в немалой степени способствовали очевидцы чрезвычайно простых и искрометных решений серьезных задач академиком.

«Приходится сожалеть, – писал Кравец, – что в своих воспоминаниях А.Н. почти совсем не касается вопроса о том, как он работал над своими произведениями. А между тем нам, знающим огромный успех его научной жизни, так жадно хотелось бы заглянуть в эту скрытую от пас лабораторию Мы имеем по этому вопросу очень мало данных».

За искрометностью решений Крылова, как и за «простой» строкой А.С. Пушкина, стоял прежде всего огромный труд гениального ума. Представив себе черновые пушкинские рукописи, мы с трудом найдем в них строку в той форме, в которой она прозвучала, будучи предъявленной читателю.

Разве можно объяснить чем-нибудь другим такое вот с лдетельство академика Филатова: «Иногда, выступая по поводу доклада, даже хорошего, Алексей Николаевич проявлял неожиданный порыв творчества. Так, однажды он стал хвалить доклад своего друга, хорошего математика; но потом остановился у доски и заметил, что выкладку докладчика можно было бы сделать проще, и показал, как именно, а затем еще раз задумался на несколько секунд и сказал: «А, впрочем, можно решать эту кораблестроительную задачу и по совсем новому принципу», – и вывел на доске необходимые формулы. Это произвело сильное впечатление».

Положение в заводоуправлениях ОПЗ, которые находились под началом Крылова, было неблагополучным: одни управляющие и специалисты, саботируя, ушли вместе со старым правлением, с другими пришлось расстаться новому. Как мы знаем, на заседаниях правления его председателю приходилось обращаться к лексикону боцманов парусного флота, чтобы направлять заседания в р шочее русло.

Но среди директоров встречались и исключения. Нл-почмер, таким исключением был Л.Б. Красин, управляющий пороховым заводом.

Опытный революционер, в недавнем прошлом член большевистского ЦК, боевик, искусный конспиратор, инженер Красин блестяще руководил заводом, никакой организационной лихорадки на котором не было и в помине. Естественно, это привлекло внимание председателя ОПЗ геперала Крылова. Присмотревшись, он установил характерную особенность несаботировавшего директора – инженер Красин, гак и сам генерал Крылов, про-с о не мог плохо работать. Между прочим, это же качество в Леониде Борисовиче Красине выгодно ценил и Б И. Льп..н, разумеется, в несколько иной области работы.

Не прошло н шести лет, – это произошло в 1922 году – как подчиненность, условно говоря, двух тружеников несколько изменилась. Красин стал народным комиссаром внешней торговли. А так как заграница не очень-то спешила заниматься с нами взаимовыгодной коммерцией, то нарком был назначен к тому же и послом. Наркомат, таким образом, как бы приблизили к месту приложения сил. Там, за границей, в Париже, и встретились Л.Б. Красин и А.Н. Крылов, один из первых советских дипломатов и один из первых советских академиков, командированных с важной и тонкой миссией.

– Вы – подарок судьбы, дорогой Алексей Николаевич! Именно вы нужны сейчас здесь, как воздух. Вы и никто другой! – искренне радуясь встрече, воскликнул Красин.

– Не преувеличиваете, дорогой Леонид Борисович?

Полпред не преувеличивал, и академик с огромным

удовлетворением выполнил первое внеплановое задание, не предусмотренное его командировкой.

Референты французского правительства, да и сам его премьер Эррио были поражены, с какой исчерпывающей полнотой посол Красин изложил вопрос о кораблях Черноморского флота, выведенных Врангелем и интернированных Францией в Бизерте.

Вторым пробным внеплановым заданием Красина Крылову была просьба постараться выручить наше общенациональное достояние – собрание пушкинских реликвий.

Жил в семидесятых годах прошлого столетия в Петербурге 16-летний юноша Александр Отто, болезненно переживающий, что носит эту нерусскую фамилию. Он получил ее не от неизвестных родителей, а от восприемницы при крещении вдовы-иностранки Отто. Учась в гимназии, юноша близко сошелся с сыном В.А. Жуковского Павлом. Павел Жуковский представил Александра Отто И.С. Тургеневу. Великий русский писатель заинтересовался любознательным юношей и принял участие в устройстве его судьбы. То, что составило дело жизни Александра Федоровича Отто, ставшего после ряда обращений в разные инстанции Онегиным, было навеяно ему Тургеневым.

Живя в Париже, А.Ф. Онегин стал собирать все, что касалось памяти гениального поэта.

С первых же шагов увлечение переросло в страсть, освященную большой и благородной целью: когда-нибудь созданное неустанными поисками собрание пушкинских раритетов передать России, грядущим поколениям.

Кропотливый многолетний труд А.Ф. Онегина увенчался полным успехом, значение которого трудно переоценить – скромная поначалу документально-вещественная Пушкиниана превратилась в бесценное национальное сокровище. Оно состояло и состоит из редких, часто единственных произведений искусства и литературы. В него входят картины, принадлежащие А.С. Пушкину, его рукописи, прижизненные издания его произведений, макет дома в Михайловском, портреты поэта, оригинал его посмертной маски, документы пушкинских предков и потомков, документальные свидетельства дуэли и многое другое, бережно сохраненное одним из первых неистовых пушкинистов.

В начале века Российская академия наук, получив свидетельства непреклонности решения А.Ф. Онегина передать музей России, начала с ним переговоры об этом акте. В 1909 году договор между заинтересованными сторонами был подписан: пушкинское собрание стало собственностью академии, а собиратель остался пожизненным его хранителем.