Борис Данилов - Жизнь-поиск

Николай Павлович устанавливает самый, казалось, «немыслимый» режим резания.

— Отойдите, товарищи, как бы вас стружкой не обожгло! — говорит он зрителям, опускает защитный прозрачный кожух и пускает станок. Станок напряженно гудит, чувствуется, что от него берется почти вся мощность, на которую он рассчитан.

Минут через двенадцать паз профрезерован. Рабочие передают из рук в руки новую фрезу, рассматривают ее и восхищаются.

Иван Константинович Евсеев начинал показ с самой, казалось бы, простейшей операции — с отрезки материала. Это, пожалуй, самая распространенная токарная операция. Выполняют ее отрезным резцом на малых скоростях и в большинстве случаев с обильным охлаждением. Отрезной резец Евсеева с оригинальной формой заточки позволяет увеличить скорость резания раз в десять при подаче 0,35-0,4 мм на один оборот детали и без охлаждения. Материал отрезается так быстро, что заготовка не успевает нагреться. Отрезка производится самоходом, а не от ручной подачи.

На одном вильнюсском заводе Евсеев в считанные минуты разрезал на кусочки предложенную ему стальную заготовку.

Ну теперь давайте попробуем ваши нержавейки и титан, — сказал Евсеев.

С этими материалами мы очень мучаемся при отрезке, — сказал начальник цеха. — Неужели вы и их будете так же быстро резать?

Нержавейка и титан у Евсеева отрезались легко, как репа.

Удивительно! — сказал начальник цеха. А токарь попросил:

— Оставьте резачок на память!

— Зачем? — удивился Евсеев. — У вас же их вон сколько — целая тумбочка!

Он взял из тумбочки один отрезной твердосплавный резец и пошел к точилу. За ним потянулась вереница наблюдавших за работой токарей. Затачивая резец, Евсеев прочел литовским токарям целую лекцию об отрезке материала на токарных станках. В двух словах его «секрет» вот в чем. Обычный токарный отрезной резец дает стружку такой же ширины, как он сам. А раз прорезаемая канавка имеет такую же ширину, как резец, то лента стружки каждое мгновение может застрять в канавке, образующейся во вращающемся куске материала, и обрушиться на резец. А отрезной резец тонкий и хрупкий. Поэтому издавна токари отрезают материал на малых скоростях; чтобы избежать дробления, работают обратным ходом и прибегают к другим ухищрениям.

Почему-то никто не задумывался над тем, нельзя ли сделать ширину стружки меньше, чем ширина резца. Ведь тогда она не застревала бы в отрезной канавке и можно было бы увеличить и скорость резания, и подачу, т. е. значительно повысить производительность труда. У токаря Евсеева до этого дошли и голова и руки. Обычный отрезной твердосплавный резец он затачивает под углом 90°, а в вершине его делает площадку шириной 1 мм. Потом по всем трем получившимся граням он снимает фаски под углом 5-7° и шириной 0,8 мм.

Как-то мне довелось увидеть, как пришедшие из технического училища ребята мучаются с отрезкой заготовок из инструментальной и нержавеющей стали. Я показал им, как надо заточить резец «по-евсеевски» и как им отрезать заготовки в 10 раз быстрее. Уже через полчаса многие ребята сами перетачивали отрезные резцы. Другие маялись с новой заточкой по полдня, но зато какой у них был довольный вид потом, когда заготовки сыпались со станка, как семечки! А квалифицированный токарь заточит так отрезной резец за 10 минут, ничего сложного тут нет.

Почему же стружка от нового резца не застревает в резе? Потому, что при большой подаче и высокой скорости из-под резца выходит гофрированная стружка, наподобие мехов гармошки, и кусочки такой стружки легко вылетают из отрезной канавки, так как они всегда уже резца. «Секрет», казалось бы, очень простой, а операция ускорилась в 10 раз!

Не буду описывать все технические новинки, которые мы показывали на заводах Прибалтики, скажу только, что всюду их встречали по-деловому, внимательно обсуждали и требовали у нас чертежи.

Не раз случалось, что, просмотрев чертежи (нас снабдил ими Супонев), технические руководители завода тут же, при нас давали заказ на инструменты и приспособления в инструментальный цех. Так было на заводах «Коммунарас» и «Жальгирис» в Вильнюсе, на заводе «Балтия» в Клайпеде и на предприятиях других городов. Такая оперативность нам очень понравилась. А причина ее в том, что на наших выступлениях в цехах всегда присутствовал или директор, или главный технолог, или главный инженер. Рабочие брали своих руководителей, что называется, «в работу»: «А когда у нас будет такой инструмент? Не хотим теперь работать по-старому!»

Поскольку почти все наши инструменты были не очень сложны, а рабочие чертежи были под рукой, руководителям ничего больше не оставалось, как распорядиться о немедленном их изготовлении в своем инструментальном цехе.

Через два года мне довелось еще раз побывать на некоторых литовских предприятиях. На заводах «Коммунарас», шлифовальных станков, клайпедском широко применялась метчик-протяжка, показанная мной в 1962 г. А ведь Свердловский инструментальный завод начал выпускать ее серийно только в 1966 г. Значит, уже в 1963 г. литовские специалисты изготовляли этот новый инструмент сами.

То же самое могу сказать и о других новшествах, привезенных нами в Литву.

Столица Литвы Вильнюс — город, в котором старинные мрачные особняки чередуются с современными многоэтажными домами, а узенькие кривые улочки, где едва проедет мотоцикл, — с широкими светлыми проспектами.

Каунас нам показался мрачным городом, где преобладают старинные дома черного и серого цвета.

В Шауляй приехали поездом в двенадцать часов ночи. В густом молочном тумане — в мае здесь всегда густейший туман — не было видно даже огней, не то что встречающих. Николай Иванович Чернышев сказал:

— Нас тут никто не найдет, пойдемте в горком партии, он недалеко, я знаю дорогу.

Буквально ощупью, шаря по стенам домов, мы добрели до горкома, кое-как нашли вход и позвонили. Через несколько минут дверь открыл старик-дежурный. При свете яркого фонаря, который, однако, едва пробивал туман, он с удивлением спросил на ломаном русском языке, что нам нужно. Мы кое-как объяснили и показали свои документы. Дежурный впустил нас в приемную, откуда провел в кабинет секретаря горкома, где стояли кожаные диваны. Указывая на них, он сказал:

— Здесь мягко и тепло, раздевайтесь, спите, товарищи. Секретарь приходит в девять часов.

Было два часа ночи. Мы поблагодарили гостеприимного дежурного и завалились спать.