Светлана Аллилуева – Пастернаку. «Я перешагнула мой Рубикон» - Рафаэль Абрамович Гругман
Все эти воспоминания нахлынули на меня сегодня, когда слушал Ваше простое, до души доходящее выступление.
Бывают моменты, когда сливаешься с выступающим в одно единое целое. Такое ощущение было у меня сегодня, когда я слушал Вас. Буду откровенен до конца, Никита Сергеевич! Бывали и бывают моменты, когда и ругаю в душе Вас. Потому что невозможно не ругнуться, глядя на 4 стены и беспросветность своего положения со всеми этими зачётами, работой, содержанием и т. д. Ведь по всем законам 4 февраля 1958 года я должен был быть дома. <…> Ведь верно говорите и замечательно действуете! Нельзя не радоваться – за Вас, Родину – и не восхищаться!
<…> Хочется быть с Вами, помогать Вам! Хочется, чтобы Вы испытали меня в деле и поверили в меня! Вы, Никита Сергеевич, Вы сами, а не по докладам третьих лиц. Я изголодался по настоящей работе, Никита Сергеевич!
Но оглянешься <…> опять 4 стены, глазок и т. д. Берет злость, дикая злость, Никита Сергеевич, на того, кто Вам представил меня в таком виде, что Вы соглашаетесь даже сверх срока держать меня в тюрьме, ибо я «враг».
Ну как мне убедить Вас в обратном?!
Уверяю Вас, я мог бы быть действительно преданным Вам человеком, до конца! Потому что (это моё глубочайшее убеждение) мешает такому сближению и взаимопониманию не разность политических убеждений, ибо они одни; не обида и желание мстить за отца – у меня этого в голове нет, а Ваша неосведомлённость об истине моих взглядов и помыслов о дальнейшей своей жизни.
<…> И вообще, я считаю, что всё полезное для партии должно восприниматься как полезное! Это я о Вас говорю, Никита Сергеевич! Потому что верю, что Вы пошли на борьбу с культом не с радостью, а в силу необходимости.
Так поступить – ради партии. Были и другие – приспособленцы. Но это мелочь, а не люди. Были и враги принципиальной линии XX съезда. Многие вначале не поняли всей величины Ваших действий, всей Вашей принципиальности (а не кощунства) ради партии. Не осознали сразу, что так надо было поступить не от хорошей жизни, а во имя партии.
Это не была месть за что-то кому-то, а был большой политической значимости акт, вызванный необходимостью, а не личным отношением!
Уверяю Вас, что я это понял!
Но тем больнее мне быть неверно понятым Вами и находиться не в числе Ваших ближайших помощников, а в числе «врагов» Ваших.
Поймите меня, Никита Сергеевич, и согласитесь, что мне невыносимо тяжело не только физически, но и морально.
Разрубить этот «Гордиев узел» может только личная встреча, Никита Сергеевич![76]
И Хрущёв после столь откровенной лести и искусного напоминания о Надежде Аллилуевой, благодаря которой он сумел выделиться из толпы и совершить головокружительную карьеру, отважился на личную встречу. Он решил лично с ним переговорить, надеясь, что тюрьма его вылечила и он изменился. А возможно, подсознательно он хотел лично услышать и насладиться его унижением, представляя, что не Василий Сталин написал ему покаянное и верноподданническое письмо, а сам Иосиф Виссарионович, точнее Оська, стоял перед ним на коленях и каялся, что тыкал когда-то его в лицо пальцем и звал «Мыкытой».
Василия привезли в Москву, лишь по дороге в Кремль сказав, куда его везут. Когда он зашёл в кабинет Хрущёва, рассказывал Шелепин, тогдашний глава КГБ, Вася упал на колени и начал умолять освободить его. Хрущёв растрогался. Они расцеловались. Оба плакали, проговорили более часа, но Хрущёв, принявший Василия, по его словам, «как отец родной» и называвший его «милым Васенькой», не торопился открывать клетку. Он насладился унижением «милого Васеньки» и продолжил держать его взаперти, опасаясь после тбилисских событий марта 1956 года выпускать на волю опасного узника.
…В 1956 году митинги в Тбилиси на проспекте Руставели начались 5 марта, в день смерти Сталина, и продолжались несколько дней. На третий день ораторы начали требовать опровержения секретного доклада, отставки Хрущёва и замены его верными сталинцами Молотовым и Маленковым; потом стали звучать требования созвать новый съезд партии и осудить Хрущёва как «врага народа». В какой-то момент прозвучало требование вызвать в Тбилиси и поставить во главе Грузии сына и наследника Иосифа Сталина, Василия Сталина, которого Хрущёв держит в тюрьме. Затем толпа отправилась на Главный телеграф, расположенный на проспекте Руставели, отправлять телеграммы Василию Сталину…
Войскам пришлось применить оружие. Демонстрантов давили танками. Точное число погибших и по сей день неизвестно. Не по этой ли причине, опасаясь новых волнений, Хрущёв держал Васю в тюрьме, несмотря на его верноподданнические письма?
…В неволе прошёл ещё один год.
В начале января 1960-го, через четыре года после предыдущей встречи, Светлану вновь вызвал к себе Хрущёв. В сентябре 1957 года по собственной инициативе она сменила фамилию Сталина на Аллилуева, и, по-видимому, это было главной причиной, почему Хрущёв пригласил её для беседы. Он попросил её убедить брата сделать то же самое: сменить фамилию на менее громкую. Условие досрочного освобождения: Вася должен жить тихо, не привлекая к себе внимания.
Зная брата, Светлана ответила, что, по её мнению, Вася от фамилии отца не откажется. Она попыталась объяснить Хрущёву, что его нужно лечить от алкоголизма, что он болен и не способен в состоянии алкогольного опьянения отвечать за свои слова и поступки.
Увы, это было правдой. Ведь и в нынешнее время алкоголизм нелегко поддаётся лечению, а в те годы – подавно. В стране, в которой торговый оборот строился на потреблении водки, внимание этой проблеме не уделялось.
И всё-таки ему дали шанс. 11 января 1960 года, после почти семилетнего заключения, Василий Сталин вышел на свободу. Хрущёв не стал настаивать на смене фамилии в качестве условия освобождения и сделал ему барский подарок. ЦК одобрил предложение председателя КГБ СССР Шелепина и генпрокурора Руденко о его досрочном освобождении и возвращении льгот. Василию предоставили трёхкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной, дачу в Жуковке (поблизости от сестры), возвратили генеральское звание, боевые ордена, машину и партийный билет, установили генеральскую пенсию, выдали тридцать тысяч рублей единовременного пособия и бесплатную путёвку для трёхмесячного лечения в санатории в Кисловодске.
Его попросили лишь об одном: найти себе какое-нибудь занятие, жить тихо и спокойно и не ездить в Грузию. Хрущёв помнил о просталинских настроениях, царящих в Грузии, о расстреле студенческой демонстрации в Тбилиси 9 марта 1956 года и боялся,
