Михаил Брагин - Ватутин (путь генерала). 1901–1944

Маневр и удар — душа операции, способ борьбы, излюбленный Ватутиным. Успех этого способа во многом зависел от действий авиации — самого гибкого средства боя.

С наступлением темноты вся наша ночная бомбардировочная авиация налетала на овраги, перелески, кусты, где скапливались ночью силы противника, лишала их сна и отдыха, деморализовала, наносила тяжелые потери.

Час за часом, день за днем продолжалось сражение за господство в воздухе.

Советские летчики, отразив первые, самые сильные и опасные удары истребителей, с каждым днем наращивали удары, и перевес все больше клонился на сторону советской авиации.

В то время как Манштейн и здесь пытался первым ударом «всеми силами» сокрушить советскую оборону, Ватутин противопоставил этому авантюрному плану план, идеей которого была опять-таки активная оборона с последующим переходом в контрнаступление.

Полк за полком, дивизию за дивизией поднимал в воздух Ватутин. На аэродромы Воронежского фронта слетались свежие соединения истребителей из резерва Ставки, и на самом решающем этапе битвы на земле советские летчики полностью завоевали господство в воздухе, лишили гитлеровские воздушные эскадры возможности прокладывать дорогу своим танковым дивизиям.

B этом столкновении масс боевых машин, в пекле огня, как всегда геройски, сражались советские пехотинцы, отсекавшие пехоту противника, следовавшую за танками, парализовавшие ее продвижение.

Происходило важнейшее для успеха обороны явление — был рассечен боевой порядок наступавших войск, разобщены усилия разных родов войск гитлеровской армии.

А советские войска еще раз показали победоносную силу взаимодействия на поле боя всех родов войск. Это взаимодействие было обеспечено выучкой, которую прошли перед битвой войска фронта. В основе оперативно-тактического взаимодействия лежала идея братства советских людей, защищавших свою землю, традиция взаимовыручки, которая живет всегда в Советской Армии.

Нарастал, близился кризис великой битвы.

Манштейн вынужден был признать, что пробиться по кратчайшему направлению вдоль шоссе на Обоянь — Курок невозможно.

Это направление было прочно закрыто Ватутиным.

Гитлеровскому командованию необходимо было организовать новый сильный удар, в противном случае дело кончалось срывом всего летнего наступления. И потому гитлеровское командование, несмотря на тягчайшие потерт, не только не отказалось от наступления, но подтянуло с других фронтов свежие дивизии, усилило ударную группировку и решило изменить направление удара.

* * *

В Ставке Верховного Главнокомандования Советской Армии ждали летней кампании спокойно и уверенно.

Когда обозначились направления главных ударов гитлеровской армии, стало окончательно ясно, что события на Курской дуге развернутся благоприятно для наших войск.

Но силы врага были еще очень велики. И Ставка Верховною Главнокомандования с первого часа битвы зорко следила за оперативными происками гитлеровского командования.

Еще шла борьба «а первом рубеже обороны, еще никто не мог сказать, как она развернется, а на второй день битвы танковому соединению генерала Ротмистрова и стрелковому соединению генерала Жадова было приказано перейти из резерва Ставки в распоряжение Ватутина. Танковое соединение Ротмистрова находилось в сотнях километров от Курской дуги и долго там обучалось. Пополненное, хорошо обученное, оно представляло собой грозную силу.

Получив директиву Ставки, танкисты стремительно двинулись к полю битвы.

Быстро, скрытно и организованно совершило танковое соединение марш в сотни километров.

Неукротимый порыв танкистов обеспечил готовность соединения к бою после большого и стремительного марша, сохранил полную и немедленную боеготовность машин и экипажей, и Ротмистров доложил Ватутину о готовности танкистов вступить в бой.

Для командующего фронтом вновь наступил ответственейший момент.

Похоже было, что фельдмаршал Манштейн принял новое решение, ослабил атаки вдоль шоссе на Обоянь и повернул свою главную танковую группировку на новое направление. Куда, с какой целью — на это должен был ответить Ватутин.

Манштейн мог перенести центр тяжести своего наступления на Корочу, мог нацелиться еще глубже — на Старый Оскол, Воронеж или, подтянув свежие силы и перегруппировавшись, снова обрушиться на прежнем, обояньском направлении.

Как всегда в оборонительном сражении, перед командующим фронтом неумолимо стоял вопрос: где противник наносит свой главный удар и куда поставить свой резерв, чтобы парализовать планы противника и разбить его?

Все силы и средства разведки были направлены на то, чтобы раскрыть замысел Манштейиа, и постепенно обстановка стала проясняться.

Манштейн действительно снял с прежнего направления основные наземные силы, а его авиация перенесла центр тяжести удара в район станции Прохоровка; туда же потянулись косяки «юнкерское», а главное — наша воздушная разведка донесла, что к той же станции двигается тысяча танков противника.

Основная группировка противника, наступавшая с юга строго на север, вдоль шоссе, теперь поворачивала на северо-восток, чтобы, продвигаясь вдоль железной дороги Белгород — Обоянь — Курск, выйти в район станции Прохоровка, захватить переправы на реке Псёл и затем, базируясь на прохоровском плацдарме, ударить на Обоянь с востока и снова выйти на шоссе Обоянь — Курск. Противник намеревался прорваться к Курску в обход главной группировки фронта, в ее глубокий тыл.

Ватутин приказал генералу Ротмистрову выйти в район Прохоровка — Прелестное; туда же он направил танковые соединения генералов Бурдейного и Попова. Против фашистских танковых полчищ сосредоточилась мощная группировка советских танков. Здесь же встали стрелковые дивизии генерала Жадова. В боевых порядках пехоты и танков заняли огневые позиции артиллерийские полки и истребительные противотанковые бригады. Решающие резервы Ставки оказались в нужном месте и в нужный момент.

Немногочисленные стрелковые части, оборонявшие прохоровское направление, узнали о приближении масс танков противника. Пехотинцы были уверены, что они не останутся одни, что командование не допустит гибели солдат в неравном бою, но до самой ночи на поддержку к пехоте, занимавшей командные высоты, никто не подходил.

Всю ночь и утро горели вокруг деревни, дымились поля спелой пшеницы, занявшейся пламенем от подожженных танков. А когда к шести часам утра исчез под лучами солнца туман, припали к земле пожары, поднялись, открывая поля, облака дыма, наши пехотинцы увидели, что все пространство позади них занято советскими танками.