Герберт Уэллс. Жизнь и идеи великого фантаста - Кагарлицкий Юлий Иосифович
Среди молодых последовательниц Уэллса самой верной и увлеченной была Эмбер Ривс. Они много гуляли вместе, обсуждая дела Фабианского общества. Она обращалась к нему не иначе как со словом «Учитель», а он именовал ее «Дуза» (сокращенное от «Медуза», поскольку она в компании любила изображать из себя «Медузу» Челлини). Что касается тогдашних идей Уэллса, то ее больше всего интересовала не раз уже высказанная им мысль о допустимости группового брака… Во время одной из таких прогулок Эмбер призналась Уэллсу, что влюблена, и, когда он спросил, в кого, просто бросилась ему на шею – к совершеннейшему его восторгу. Так они стали любовниками. Преданность Эмбер была столь велика, что Уэллс даже на старости лет не мог говорить об этой девушке без восторга. В ее увлечении идеей группового брака не было никакой женской уловки, и, когда Уэллс однажды в порыве страсти предложил ей выйти за него замуж, она решительно отказалась. Уэллса она любила самозабвенно, но и Джейн вредить не собиралась. Незадолго до этого Эмбер перешла в Лондонскую школу экономики и политики. Начала она свою работу там с тем же блеском, какой отличал ее в Кембридже, но скоро все забросила. Ей теперь было ни до чего. Джейн, как всегда, все знала. И, как всегда, терпела. Она предпочитала считать Эмбер просто другом семьи, и та не раз гостила у них в Спейд-хаусе. Так продолжалось весь 1908-й и часть 1909 года. Но потом события приобрели опасный для Джейн поворот. В апреле 1909 года выяснилось, что Эмбер беременна, и Уэллс решил бежать с ней из дому. Иначе как бегством это не назовешь. Он вытребовал Эмбер на вокзал «Виктория», и та появилась там, побросав в чемодан самые необходимые вещи. Они уехали во Францию, сняли дом, и все шло к разрыву с семьей. Из Франции Уэллс написал известному драматургу Генри Артуру Джонсу, которому, он знал, полюбился Спейд-хаус, и предложил тому срочно его купить за сравнительно небольшую сумму. Для Джейн с детьми он столь же поспешно купил дом в Лондоне (новый официальный адрес Уэллса теперь был Лондон, Хэмпстед. Чёрч-роу, 17) и начал торопить с переездом. Он почти выкидывал их из дому. Они не успели даже как следует упаковаться. Но, когда это произошло, Уэллс понял, что расстаться с Джейн неспособен. И что во Франции ему тоже долго не усидеть. Ему нужен был Лондон. Оставаться с Эмбер во Франции значило демонстративно порвать с обществом. Эмбер, как всегда, первая нашла нужное Уэллсу решение, причем в этом ей помогло еще одно обстоятельство: здесь надо было самой вести дом, чего она не умела и учиться чему не желала. Уэллс же непрестанно требовал, чтоб о нем получше заботились. Так что в один прекрасный день она сказала: если надо, они расстанутся.
В нее уже несколько лет был влюблен молодой адвокат Бланко Уайт, который знал об ее отношениях с Уэллсом, о ее беременности и все равно продолжал ее добиваться. Она выйдет за него замуж. Из домика в Летуке, который они снимали, он проводил ее в Булонь, посадил на корабль и возвратился в Летуке. Ему нужно было хоть несколько дней, чтобы прийти в себя. Потом он попросил Джейн с детьми приехать к нему. Они появились, и ему было с ними удивительно хорошо. Он даже смог снова приняться за работу. Он писал «Мистера Полли» и был очень доволен тем, как у него получается. Ну, а Джейн? «Джейн была удивительна», – написал он потом. Она никогда ни словом не попрекнула его ни за одну подобную историю: она ведь знала, что их отношения строятся на такой духовной близости, какую ничто не порушит, а его увлечение другими женщинами рассматривала как вспышки какой-то хронической болезни. Так было и на сей раз. Он же объяснял ей – и искренне сам в это верил, – что переезд в Лондон затеян ради нее: она любит музыку и сможет там ходить на концерты, да и к тому же слишком спокойная жизнь в Сендгейте толкала его на подобные эскапады… Впрочем, на этом его отношения с Эмбер не кончились. Равно как и с ее близкими. Пембер Ривс рассматривал эту историю как еще одно испытание, посланное ему судьбой, но его чувства изливались не против отвлеченного понятия судьбы, а против конкретного исполнителя ее предначертаний. Уэллса он ненавидел. Уэллс, разумеется, ничего иного от него ждать и не мог, но что поразило его в самое сердце, так это реакция Мод Ривс. Она ведь стояла за равноправие женщин и государственную помощь одиноким матерям! Но равноправие равноправием, считала недавняя его добрая приятельница, а мораль моралью. Соблазнять молодых девочек, да к тому же – дочерей своих друзей, было, по ее мнению, в высшей степени безнравственно. Да и на дочку свою смотреть как на невинную жертву коварного соблазнителя Мод не могла. Она неплохо знала свою Эмбер. И хотя Эмбер вышла замуж, она, в полном согласии с Пембером, отказала молодым в какой-либо материальной поддержке. Пришлось позаботиться о них коварному соблазнителю. Он снял для них домик, стал их навещать, и… опять все началось сначала. Все сложилось точь-в-точь как в «Днях кометы». Этот злосчастный роман никак не желал отпускать своего создателя. Но в атмосфере, которой дышали новые невольные его герои, не был разлит «зеленый газ», и в реальности подобные отношения доставляли им немало мучений. В конце концов Бланко Уайт, собравшись с духом, просто запретил Уэллсу появляться где-либо поблизости, и Эмбер во всем его поддержала. Уэллс, который опять воспылал страстью к Эмбер, пережил новое потрясение. Он ведь был так с ними с обоими хорош! Он никогда слова дурного не сказал Эмбер о Бланко или Бланко об Эмбер! Он помогал им, как мог. И разве он от кого-то прятался? После того, как Эмбер родила дочь (она назвала ее Анна-Джейн), он несколько раз демонстративно гулял с ними в Гайд-парке. Но «групповой брак» на деле выглядел несколько иначе, чем на бумаге. Да и сам Уэллс не был тем героическим борцом против условностей, каким себе временами казался. Или, точнее, был борцом, но отнюдь не героическим. Того же Пембера Ривса он боялся теперь как огня, объясняя себе это тем, что любой скандал, который тот устроит, заденет чувства Джейн. Пришлось подчиниться неизбежности. Они с Эмбер расстались и не виделись несколько лет. Потом, когда стало ясно, что их чувства угасли, Уэллсы пригласили Уайтов к себе в гости на воскресенье. После смерти Джейн Уэллс стал видеться с Уайтами немного больше. С Эмбер он встречался, правда, чаще, чем с Бланко, – тот оказался заядлым спорщиком, а Уэллс очень не любил, когда с ним спорят. Такой, по видимости благополучный, конец этой истории не принес все же Уэллсу душевного покоя. Ибо и это был еще не конец. Теперь его мучило, что его дочь растет без него и даже не знает, кто ее настоящий отец. За ее судьбу он не беспокоился. Эмбер оказалась хорошей и умной матерью. У нее было еще две дочери, и всех она сумела вырастить женщинами трудовыми, неизбалованными, а судьба Анны-Джейн сложилась совсем благополучно. Она с отличием окончила Лондонскую школу экономики и политики, получила степень бакалавра и уже в самом начале 30-х годов была на верном пути.
Но она считала своим отцом Бланко Уайта, любила его, и объявить ей, кто ее настоящий отец, решились, лишь когда она окончила университет. Все эти годы, пока от Анны-Джейн скрывали правду, в душе Уэллса таилось что-то недоброе. Он все чаще думал о том, что у Эмбер есть хорошо укрытые уголки, где гнездится нечестность. Даже былая любовь представлялась порою в новом свете. Не было ли в Эмбер чего-то от авантюристки? В 1915 году он написал роман «Великие искания», где изобразил Эмбер под именем Аманды. И она предстала там отнюдь не в лучшем свете. Если роман попал в руки Эмбер, она могла утешаться одним: он был так плох, что читателей для него не предвиделось. Но в чем-то она ошиблась. Конечно, людям с элементарным эстетическим чутьем роман этот оказался совершенно не нужен (увы, таких романов Уэллса с годами появлялось все больше и больше), но вместе с тем он был настолько автобиографичен, что люди, интересовавшиеся Уэллсом как мыслителем и личностью, прочли его от корки до корки… И все-таки в 1932 году настал день, когда Анна-Джейн узнала, кто ее настоящий отец. Как она это восприняла? Здесь, как принято говорить, источники расходятся. В «Постскриптуме к автобиографии» Уэллс рассказал свою версию этой истории. Поговорив с матерью, Анна-Джейн приехала к Уэллсу, и он этой встречей остался очень доволен. Она, как выяснилось, читала его книги, и мысль об их с Уэллсом кровном родстве показалась ей «привлекательной и романтичной». «Она произвела на меня впечатление работящей и в меру честолюбивой молодой женщины с хорошим характером… Я не думаю, что мы вправе ждать настоящего дочернего чувства от существа, которое сперва увидели грудным ребенком, а потом уже взрослой женщиной, но моя дочь для меня – дорогая и очень расположенная ко мне племянница, и всякий раз, когда она оказывается в Лондоне, мы с ней ходим в рестораны и в театр». Другую версию сообщает побочный сын Уэллса Энтони Уэст. Конечно, его книгу нельзя даже назвать «не очень надежной». Она поразительно ненадежна. Порою создается впечатление, будто автор органически неспособен привести хоть одну верную дату, а иные беседы, в свое время от слова до слова зафиксированные, он передает с такой вольностью и так непохоже на правду, словно не верит в способность читателя протянуть руку к полке, взять нужную книгу и посмотреть, как все обстояло в действительности.
