Сьюзен Сонтаг - Заново рожденная. Дневники и записные книжки 1947–1963.

3. следить за плечами (опускать их)

4. не скрещивать ноги

5. дышать глубже

6. не трогать свое лицо так часто

7. принимать ванну каждый день (с этим за последние шесть месяцев уже большой прогресс)

8. посмотреть во вторник вечером «высокомерие – раздражительность – депрессия». Это Якоб [Таубес]. Он заменяет Ф[илиппа] + семинар. Преподавание для меня – это интеллектуальное рукоблудие

Догмы, которые преподала мне мать:

– формальная вежливость («пожалуйста», «спасибо», «извините», «прошу прощения», «можно ли мне»)

– всякое распределение внимания вероломно

– «китайская семья»

Для своей матери я не была ребенком – я была ее подданной (подданной, спутницей, подругой, консортом. Я пожертвовала своим детством – своей честностью, – чтобы доставить ей удовольствие). Моя привычка «утаивать» – в силу которой вся моя деятельность и личины кажутся мне несколько нереальными – тождественна моей лояльности в отношении моей матери. Мой интеллектуализм усиливает это качество и служит инструментом отделения меня от моих собственных чувств, в которых я упражняюсь в служении своей матери.

Я думала, что корень этого в страхе – в страхе вырасти, как если бы я, повзрослев, отказалась от единственной уважительной причины, по которой меня не бросают, не перестают обо мне заботиться.

Мне думалось, что именно поэтому я не могу с постоянством (в большей или меньшей степени) отдаваться сексу, работе, материнству и т. д. Ибо это означало бы назвать себя взрослой.

Но, говоря по правде, я никогда и не была ребенком!

Причина, по которой я не хороша в постели (причина того, что в сексе я «не въезжаю»), состоит в том, что я не вижу себя человеком, способным удовлетворить другого сексуально. Я не вижу себя раскрепощенной.

Я вижу себя «человеком, который пытается». Я пытаюсь доставить удовольствие, но, конечно, у меня ничего не получается.

Я сама источник своего несчастья, потому что другому ясно, что я стараюсь. За словами: «Я такая хорошая, что мне от этого больно» кроется: «Я пытаюсь быть хорошей. Вы что, не видите, как это тяжело? Будьте со мной терпеливы».

От этого – от стремления к неудаче (только не в сексе) – мои таланты несут мне разочарование. Таким образом, я склонна принижать свои успехи (стипендии, роман, карьеру). В моих глазах они становятся нереальными. Я ощущаю, что хожу в маске, притворяюсь.

Моя хваленая невлюбчивость и узость дружеского круга означают: «Гляди, я не изменяла часто. Только когда чувство было всеохватывающим. Но никогда из-за простых чувств, никогда из-за чувства, ради которого я не готова была бы пожертвовать жизнью».

Моя вынужденная моногамия – это:

1) копирование моих отношений с собственной матерью – не могу предать, или ты меня оставишь.

Страх

2) ты потерял бы для меня важность, если бы я была тебе неверна.

Воля

Гордость [к]упрямство [к] страх

Я подчиняю секс чувству – в самом акте любви.

Я страшусь безличности секса: я хочу, чтобы со мной говорили, держали меня и т. д.

Травма Г.

№ 1: секс как жесткость, низость. Это меня испугало.

Американское представление о сексе как об учащенном дыхании (страсть). Они показывают, а не делают. Им кажется, что относительно ровное дыхание = меньшей страсти, холодности. (И.)

Кратчайший путь: не называйте секс сексом. Называйте его исследованием (не опытом, не демонстрацией любви) тела другого человека. С каждым разом выучитесь чему-то новому.

Большинство американцев начинают заниматься любовью так, как если бы собирались выпрыгнуть из окна с закрытыми глазами.

Секс как познавательный акт стал бы, в практическом ключе, полезной для меня установкой, он помог бы мне держать глаза открытыми, воздевать голову – ср. с фантазией И. о проведении или, чаще, претерпевании врачебного осмотра – где задача состоит в том, чтобы как можно дольше не показывать сексуальное возбуждение. (Отсутствие сокращений тазовых мышц, учащенного дыхания, слов и т. д.)

Чтобы устранить неравновесность, мне нужно сделать секс познавательным + познание чувственным.

Сьюзен Таубес: секс священен. Рационализация умышленного невежества. (Не оскверняйте тайну подсматриванием.)

Я сижу на траве у реки. Дэвид играет в мяч с пуэрториканским мальчиком и мужчиной.

Одна, одна, одна. Манекен чревовещателя без чревовещателя. Уставший мозг и душевная боль. Где мир, где центр?

Там, где я лежу, семь разновидностей трав

[Рисунок трав]

одуванчики, белки, желтые цветочки, собачье дерьмо

– я хотела бы мочь быть одной, так чтобы одиночество было пищей, а не только ожиданием.

Ипполит говорит: «Блажен разум, могущий занять себя чем-то помимо предметов собственной неудовлетворенности».

Прошлой ночью мне пригрезился Нат[ан] Глейзер [в описываемое время Глейзер был коллегой СС в редакции журнала «Комментарий»]. Он пришел одолжить у меня черное вечернее платье, очень красивое платье, чтобы его подружка могла пойти в нем на вечеринку. Я попыталась помочь ему найти его. Он лег на простую кровать + я села рядом и принялась гладить его по лицу. Кожа его была белой, если не считать участков черной, мшистой бороды. Я спросила, почему у него такое белое лицо + сказала, что ему нужно больше бывать на солнце. Я хотела, чтобы он любил меня, но он не стал.

Энн угнетает меня, Джоан – нет.

Я жду, пока Дэвид вырастет, с таким же нетерпением, как некогда ждала, пока сама закончу школу и повзрослею. Только на этот раз пролетит моя жизнь! Три срока, которые я отсидела: детство, брак, детство моего ребенка.

Я должна изменить свою жизнь, чтобы проживать, а не дожидаться ее. Может быть, мне следует отказаться от Дэвида.

Все герои Фрейда – это герои подавления (Моисей, Достоевский, Леонардо); именно так он понимает героичное. Работа – это забава. «Эго» против рыхлого тела. Вот почему он импонирует Филиппу. Мне всегда задают вопрос (вот Энн спросила на неделе), как человек, интересующийся Фрейдом, мог вести себя так, как Филипп. Похоже, никто не читал Фрейда. Конечно, Фрейд с блеском разбирался в мотивах – чего не скажешь о профессоре Риффе, – но он (Фрейд) был великим рыцарем саморазрушающей «героической» воли. Созданный им психоанализ – это наука снисхождения к телу, к инстинктам, к природной жизни – в лучшем случае.