Илья Давыдов - Юность уходит в бой.

— Там не француз! Там — наци!

Впрочем, это стало ясно и без его слов. Хорошо, что командир с самого начала не поддался соблазну легко завладеть казармой. Упорный бой длился более трех часов. Немецкие солдаты, сидевшие в укрытиях, которые даже с прямой наводкой не пробивало наше 45-миллиметровое орудие, простреливали каждый метр на подступах к станции.

И все же нашим бойцам удалось нанести врагу немалый урон. Они сожгли железнодорожный состав и несколько цистерн с бензином, взорвали все стрелки и семафоры, нарушили телефонную связь и вывели из строя водокачку.

Большого успеха в эту ночь добились также партизаны отряда Федорова и наш сосед — бригада «За Родину». Правда, уничтожить водокачку и Пучковский железнодорожный мост им не удалось.

Сильные удары по врагу нанесли и партизаны, базировавшиеся в северной части клетнянских лесов. Эта совместная операция партизан оказала большую помощь фронту.

* * *

Когда «Славный» действовал из засад, то даже при нападении на крупные вражеские гарнизоны преимущество почти всегда было на нашей стороне, и мы несли совсем незначительные потери. Теперь же нам приходилось драться с регулярными войсками. А это намного сложнее. После наступления на Белынковичи моя санитарная часть наполнилась десятками раненых. Зная, что гитлеровцы взяли нас в кольцо, я составил радиограмму в Центр о просьбой прислать транспортный самолет. Но [204] командир, которого вызывали в Москву, не стал ее подписывать.

12 декабря, ночью, в нашем расположении приземлился По-2. На нем и улетел А. П. Шестаков вместе с А. Ф. Федоровым и И. А. Понасенковым. В следующую ночь на Большую землю было вызвано еще несколько командиров.

Между тем обстановка вокруг нас становилась все более угрожающей. Почти ежедневно гитлеровцы сбрасывали с самолетов листовки. Предупреждая, что мы зажаты в железное кольцо, что дальнейшее наше сопротивление бесполезно, они призывали нас сложить оружие. Под текстом обращения был напечатан специальный «пропуск» для беспрепятственного прохода к пунктам сбора военнопленных.

По сведениям, поступившим к подполковнику Рыкину по различным каналам, стали достаточно точно известны силы противника, обложившего лес: две пехотные дивизии, два артиллерийских полка и семь отдельных батальонов специального назначения. Впоследствии эти данные подтвердились документально.

Очередная операция, подготовленная оккупантами, носила кодовое название «Репейник-2». План к ее проведению был утвержден небезызвестным Хойзингером. Инструкция состояла из ста пунктов, излагающих указания по уничтожению партизан и гражданского населения в местах расположения партизанских баз.

Главные события в блокированных клетнянских лесах развернулись в конце января 1943 года. Противник все туже затягивал петлю вокруг партизан. К исходу 22 января в наших руках оставались лишь два населенных пункта — Николаевка и Мамаевка. Над расположением лагеря низко, едва не задевая верхушки деревьев, летали вражеские самолеты.

К нам со всех сторон продолжало стекаться гражданское население. Люди приводили с собой уцелевших коров и овец, тащили на себе разные пожитки. Приносили они с собой и леденящие душу рассказы о зверствах, чинимых карателями в захваченных деревнях. Из Дегтяревки, Затесья, Каталино и других сел они согнали в Васильевку 120 крестьян, родственники которых находились в партизанских отрядах, закрыли их в большом сарае и сожгли... [205]

Утром 27 января шесть «юнкерсов» нанесли по нашему расположению бомбовый удар. «Славный» перебрался в запасной лагерь, но через день вынужден был оставить и его.

Первым из кольца окружения вырвалось соединение черниговских партизан, которым в отсутствие Федорова командовал полковник Попудренко. После нескольких неудачных попыток удалось выйти из блокированного леса большинству бригад и отрядов.

У старшего лейтенанта Медведченко, оставшегося за Шестакова, и у майора Шемякина, командовавшего отрядом «Вперед», а также у командиров десантных групп положение оказалось более сложным: без разрешения Центра никто из нас не мог покинуть данного района базирования. Наконец связисты приняли радиограмму: нам приказали выйти из блокадного кольца на запад и до особого распоряжения маневрировать на внешнем обводе клетнянских лесов.

Но выход оказался очень нелегким. В течение трех суток «Славный» прогрызал брешь в боевых порядках гитлеровцев, которые уже перекрыли все лесные дороги, просеки и большаки. Вместе с нами в прорыве кольца оккупантов участвовали одна из бригад черниговцев, половина отряда «Вперед» и около роты из бригады «За Родину». Вступив в тяжелый бой сперва возле села Николаевка, а затем возле деревни Ясенок, мы, несмотря на то, что противник расчленил нас на три группы, все же пробились на запад. Но и здесь маневрировать оказалось трудно: почти все населенные пункты были буквально забиты немецкими войсками. Неприкосновенный запас продовольствия кончился в первые же дни. Ведь мы были вынуждены поделиться продуктами с другими отрядами, утратившими во время боев свои обозы.

Несколько суток кряду наши люди, не зная ни сна ни отдыха, голодные и замерзшие, курсировали в районе деревень Гнилуша, Дубровка, Юзифовка и Затесье. Вскоре к нам присоединилась вырвавшаяся из кольца рота старшего лейтенанта Романькова. Самого командира бойцы принесли на руках с крупозным воспалением легких. Раненых и больных негде было укрыть. Но они нуждались не только в тепле и лекарствах. Прежде всего, их надо было кормить. [206]

Мы с сержантом Мадеем взяли десять наиболее крепких бойцов и отправились на поиски продовольствия. Меня, как врача, знали во многих деревнях, и я полагал, что это сыграет какую-то роль.

Кондратий Мадей был, пожалуй, единственным человеком в отряде, на котором почти не отразилась блокада. Как всегда спокойный и неторопливый, он по-прежнему подшучивал над своими товарищами-спортсменами, находился в постоянной готовности к выполнению любого задания. Вот и теперь Кондратий уверенно шагал впереди — невысокий и чуть угловатый, чемпион Москвы, пловец-рекордсмен.

Выждав на опушке леса, когда Дедовск покинут немцы, мы, оставив дозорных, вошли в деревню, быстро отыскали старосту. Им оказался единственный на всю деревню мужчина. Немецкий офицер предупредил его, что он головой ответит, если из деревни исчезнет хотя бы одна корова.

Хозяин и его жена сразу меня узнали. Я попросил каких-нибудь трав для раненых. Староста засуетился, набросил на плечи кожух и вышел поговорить с людьми. Его жена полезла на печь за травами. С печи свесились две детские головки.