Джордж Бьюкенен - Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата. 1910–1918

Положение было таково, что немцы не замедлили им воспользоваться. Они уже начали антивоенную пропаганду в войсках, и у них повсюду были шпионы. Через одного из них – полковника Мясоедова, который впоследствии был повешен, – они получали такую ценную информацию о передвижениях русских войск, что им не раз удавалось заранее подготовиться к планируемым наступлениям. Во все время войны Петроград был наводнен их секретными агентами и сторонниками. Повсюду царило уныние, в обществе постоянно циркулировали преувеличенные слухи о безнадежности военных перспектив. В Москве положение было иным. Национальный дух, не испугавшись обескураживающих новостей с фронта, взывал к новым усилиям, и антигерманские страсти так разгорелись, что в июне были разграблены все магазины, владельцы которых носили немецкие фамилии или подозревались в связях с немцами.

Правительство, не сумевшее удовлетворить требования армии, лишилось доверия народа, и все партии, за исключением крайне правых, согласились, что пора прибегнуть к исключительным мерам, чтобы повысить производительность военной промышленности. По инициативе председателя Думы Родзянко император в начале июня назначил комитет из представителей армии, Думы и промышленности, перед которым была поставлена задача мобилизовать российскую промышленность для военных целей.[77] Но этого было недостаточно, и в это же время Родзянко обратился к его величеству с просьбой созвать Думу и очистить Совет министров от самых реакционных и некомпетентных его членов.

Его величество уступил, и, несмотря на противодействие со стороны камарильи императрицы, министра внутренних дел Маклакова заменили князем Щербатовым, человеком широкого ума и умеренных взглядов. Поскольку через несколько дней я встретился с императором во время спуска на воду нового крейсера, я постарался убедить его и дальше действовать в этом направлении, для чего упомянул недавние преобразования в кабинете мистера Асквита. В Англии, сказал я ему, все разногласия между партиями в настоящий момент забыты, и мистер Асквит сформировал теперь коалицию из лучших умов страны, поскольку это самый надежный способ обеспечить успешное ведение войны. Император признал, что это единственно правильный путь во время больших испытаний, подобных тем, что мы переживаем сегодня, и некоторое время казалось, что он собирается следовать этому принципу. Сухомлинов (военный министр), Щегловитов (министр юстиции), Саблер (прокурор Святейшего синода) были один за другим отправлены в отставку и заменены соответственно Поливановым, Хлыстовым и Самариным. Все эти назначения император сделал, будучи в Ставке, где императрица уже не оказывала на него непосредственного влияния.

В самом начале своей деятельности Самарин заявил императору, что не может отвечать за управление делами православной церкви, если Распутин будет влиять на них за его спиной. Поэтому Распутину намекнули, что ему нужно ненадолго уехать. Император согласился также на созыв Думы, и, когда 30 июля она собралась, депутаты один за другим разоблачали некомпетентность правительства, ставшую причиной неисчислимых бедствий русской армии. Значительным большинством голосов палата призвала правительство отдать Сухомлинова под суд, в то время как либеральный депутат Маклаков, брат бывшего министра внутренних дел, заявил, что страна сейчас нуждается в том, чтобы «каждый человек был на своем месте».

С отъездом императора в Ставку реакционеры снова взяли верх. 26 сентября Дума была распущена. Через два дня наиболее либеральные члены правительства – Сазонов, Щербатов, Самарин, Кривошеин, Барк и Шаховской – обратились к императору с коллективным письмом, в котором просили его изменить существующий политический курс и указывали, что они не могут больше служить под руководством Горемыкина. Они были вызваны к императору в Ставку, где им было сказано, что он не может позволить своим министрам влиять на выбор председателя Совета министров. Так как адрес на конверте был написан Сазоновым, императрица сочла его главой этого заговора. Она не простила и не успокоилась до тех пор, пока не добилась его отставки.

Приблизительно в то же время Земский союз и Союз городов провели в Москве собрание, на котором приняли резолюцию, требующую немедленного созыва Думы и назначения правительства, пользующегося доверием народа. Каждый союз делегировал трех своих членов, чтобы они устно передали эти требования императору. По совету Горемыкина его величество отказался их принять и поручил князю Щербатову вызвать глав обоих союзов – князя Львова и мэра Москвы, господина Челнокова,[78] – в Петроград и зачитать им письмо следующего содержания: «Я высоко ценю благородную деятельность по оказанию помощи раненым и беженцам (из областей, занятых немцами), которую земства и городские советы осуществляли и осуществляют сейчас; но Я считаю, что они не вправе вмешиваться в политические дела, находящиеся в компетенции правительства. Поэтому Я приказываю вам изложить то, что вы хотели сказать, министру внутренних дел, которому приказано доложить Мне». Оба делегата ответили, что их союзы поручили им передать московские решения непосредственно императору, и отказ в их приеме будет означать разрыв между государем и народом. Их слова произвели такое впечатление на князя Щербатова, что он в конце концов согласился предложить этот вопрос его величеству для повторного рассмотрения. Он так и сделал, и сразу же был уволен. Челноков, человек весьма умеренных взглядов, в итоге заявил, что положение, при котором Россия управляется негодяем и пьяницей Распутиным и выжившим из ума реакционером Горемыкиным, совершенно недопустимо.

Самарин, считавшийся одним из самых популярных и уважаемых членов правительства, разделил судьбу Щербатова. Как уже говорилось, Распутину удалось добиться назначения своего друга Варнавы архиепископом Тобольским, и поведение последнего вызвало такое возмущение в обществе, что Самарин был вынужден призвать его к ответу. В результате уволили его самого.

Вскоре после этого вынужден был подать в отставку еще один превосходный министр, Кривошеин, который отвечал за сельское хозяйство и проводил в жизнь столыпинские аграрные реформы. Причиной тому послужило недовольство реакционной партии его откровенными высказываниями. Он был моим личным другом, и я много раз пытался убедить его, что для единства нации необходимо идти на временные уступки, а также в том, что в такой огромной империи, как Россия, существует вопиющая потребность в децентрализации власти. Крайний националист, он, тем не менее, мыслил либерально и был сторонником административных реформ, хотя и высказывал сомнения в возможности осуществления далеко идущих преобразований во время войны.